Александр Ширяевец

“Скажу я вам без гнева…”

(К 120-летию со дня рождения поэта)

 

Письма П. С. Поршакову
(1913—1914)

 

Детство и ранняя юность Александра Васильевича Абрамова (литературное имя — Александр Ширяевец; 1887—1924) прошло на волжских берегах. Войдя в историю русской литературы “баюном Жигулей и Волги” (определение Есенина), половину своей недолгой 37-летней жизни Ширяевец прожил вдалеке от родины, в Туркестанском крае. Он приехал туда, когда ему не исполнилось и восемнад­цати лет. Местожительство поэта не могло не оказать влияния как на формирова­ние его творческой личности, так и на тематику его произведений.

Живя в туркестанской “глубинке”, в г. Чарджуй, Ширяевец напишет о себе (7 ноября 1913 г.):

“...поступил учеником в п<очтово>-т<елеграфную> школу. В 1906 г. назначен “чиновником”, не имеющим чина... В этом звании пребываю до сего времени. Исколесил чуть не весь этот край.

Первая вещь была напечатана в 1908 г. в газ<ете> “Турк<естанский> курьер”. Это был фельетон в стихах и прозе “Наградные” из почт<ово->тел<еграфной> жизни. С этого года помещаю стихи почти во всех турк<естанских> изданиях.

С 1912 г. начал пробираться в столичные... Очень многим обязан редактору “Народн<ого> журнала” Е. К. Замысловской. Встретил одобрительное отношение со стороны поэта Аполлона Коринфского, также Николая Клюева, который сначала разнес меня в “пух и прах”, потом похвалил...

Живу сейчас среди казенной обстановки, людей “в футляре”, под гнетом бесчис­ленных грозных циркуляров, не допускающих за человеком никаких чело­ве­чьих прав... Но никакие циркуляры не вытравят из меня любви к литературе вообще и поэзии, в частности, — только этим и дышу...”

Ярким подтверждением слов поэта, которыми он завершил эту автобио­графию, являются его письма того же времени, публикуемые ниже. В них запе­чат­лена история подготовки и выпуска в свет альманаха “Под небом Туркестана” с участием Ширяевца и его друзей-поэтов П. Поршакова и Д. Кирьянова.

Павел Семенович Поршаков (1888 — ?), которому они адресованы, был ближайшим другом Ширяевца в 1909—1913 гг. Педагог по профессии, Поршаков в то же время занимался литературной деятельностью. Его стихи и проза печатались в газетах и журналах Туркестанского края. Вместе с ним и с другим начинающим поэтом — Л. Порошиным — Ширяевец выпустил коллективный сборник “Стихи” (Ташкент, 1911). Переписка друзей началась после отъезда Ширяевца из Ташкента в Чарджуй весной 1913 г.

Краткие выписки из трех писем Ширяевца, вошедших в настоящую публи­кацию (в нашей нумерации — п. 2, 9 и 11), были обнародованы француз­ским учёным Мишелем Никё (журнал “Cahiers du Monde russe et sovietique”, Paris, 1985, t. XXVI, f. 3/4, p. 430—431). Всё остальное публикуется впервые по оригиналам (отдел рукописей Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН). Ответные письма П. С. Поршакова неизвестны.

1

 

г. Чарджуй        25/VII1913 г.

 

Пишу тебе по старому адресу¹, ибо ты говорил, что после 20-го водворишься снова в приют любви.

Дело вот в чем. Позавчера получил от общей нашей благодетельницы — 3<амысловск>ой письмо² в таком духе: говорит, что я сделал ошибку, переве­дясь в Чарджуй, затем обещает устроить перевод в Петербург. Самое же главное в следующем: приступить к печатанию книги можно (конечно, на мой счет) с зачетом гонорара, причитающегося за мои шедевры (остерегайтесь недоброка­чественных подделок со стороны злонамеренных лиц — а la Поршаков и К^о!); на днях обещает выслать смету. Если цена будет подходящая, начну действовать. Она обещает даже дать мне взаимообразно денег, но я, конечно, откажусь (ты ведь знаешь мою природную скромность)...

Насчет альманаха пока сдать вопрос в архив. Его можно к весне выпустить. К тому времени можно специально в туркестанском духе приготовить материал. А сейчас, как тебе известно, у меня нет ни черта туркестанского. Альманах же должен быть непременно туркестанским. Иначе никто не станет его брать, и никого не заинтересуешь. По крайней мере, преобладающий-то дух должен быть туркестанским.

Жарь-ка, брат, отдельно выпускай свою книгу — “Под небом Туркестана”. Собирай материал, проверь, обнюхай, хорошенько разберись, и распредели, и жарь! Думаю, что дело выгорит. Этой книгой ты загладишь прежние грехи. А альманах не уйдет, да все равно при нашей разрозненности скоро не начнешь.

Пиши свои соображения. Пришли список стихотв<орений> и рассказов, которые ты хотел поместить в эту книгу.

Видел ли Фишку³? Если можешь, сходи к нему и передай ему искренний мой привет.

Ну, до след<ующего> раза.

      Твой Сашк А.

 

 

¹ Ташкентские адреса П. Поршакова, по которым посылал свои письма Ширя­евец, не выявлены.

² Екатерина Константиновна Замысловская (1873/1874 — после 1941) в то время была редактором петербургского “Народного журнала”, в котором благо­даря ее поддержке печатались и Ширяевец, и Поршаков. Большинство ее писем к Ширяевцу сохранилось. Все они опубликованы (журн. “De visu”, M., 1993, № 3; публ. Ю. Б. Орлицкого, Б. С. Со­ко­лова и С. И. Субботина). Ширяевец переска­зывает ниже ее письмо от 15 июля 1913 г., в котором Замысловская писала:

“Вы уж меня извините, но, по-моему, Вы сделали большую глупость, пере­бравшись в Чарджуй. Я Вам говорю это по-товарищески и думаю, Вы не рассердитесь за резкость моих слов. Конечно, я постараюсь вызволить Вас оттуда. <...> Стихи Ваши, если хотите, будем издавать, только надо старательно выбрать самые лучшие. Гонорар зачтем. Смету я Вам пришлю, только вот переговорю с завед<ующим> типографией, заказы он при­нимает. <...> Если придется добавить небольшую сумму, я могу Вам ее одолжить, а потом, когда книги продадутся, Вы мне вернете долг” (там же, с. 12).

³ Здесь и ниже Ширяевец называет так Филарета Ильина-Морозова (? — 1913), своего друга и друга Поршакова. Ф. Ильин-Морозов вскоре уйдет из жизни.

2

 

 

<Чарджуй, первая половина августа 1913 г.¹>

 

 

<…>² Таково, брат, мое мнение, а ты поступай, как тебе больше нравится.

Служба моя идет своим чередом. Несколько раз напивался вдребезги пьяным (в компании телеграфных фей), пережил несколько приключений. Но об этом после.

Замысловская все еще не прислала смету. Если будет по карману — выпущу книжку, если дорого — обожду.

Из “Живого слова” получил открытку³ с уведомлением, что одно из прислан­ных стих<отворений> принято. Посылал 4. Просят еще присылать.

Жаль, что не можешь приехать ко мне. Твой аппетит не пугает меня. Набрался бы здесь впечатлений и воспел бы пески Закаспия... Жалко денег черту полосатому. Может быть, боишься, что утоплю тебя в Аму-Дарье?! Напиши, к какому результату приведут ваши педагогические передвижения, т. е. останешься ли на старом месте али попадешь на новое⁴. “Повсюду страсти роковые...”⁵

Что с Митькой⁶? Что слышно о Фишке? Жаль, если пропадет из-за этого аттестата на зрелость.

Самое главное вот в чем. Получил от Н. Клюева все три книги с надписями (падай на колени!) и письмо⁷. Описывает, как его в Питере и Москве таскали по разным салонам, собраниям и т. д. Жалуется на свою судьбу, говорит, что никто из таскавших его не позаботился узнать, есть ли у него на завтрашний день кусок хлеба... Пишет, что живет в деревне с матерью, которая вечно болеет и которая “чуть поздоровше, всхлипывающим старушьим голосом поет мне свои песни: она за прялицей, а я сижу и реву на всю избу, быть может, в то время, когда в Питере в атласных салонах бриллиантовые дамы ахают над моими книжками...”

Очень интересное письмо. Это я привел только часть. Без волнения прямо немыслимо читать.

В последней книжке “Нового слова” найдешь в отделе “Обзор литературы” подробности о Клюеве (Городецкого)⁸.

Ну, пока до след<ующего> раза. Правда ли, что мое “Городское” напе­чатано⁹? Если да — нельзя ли достать (хотя бы в редакции) этот номер и при­слать мне.

Привет безрукому старику, у которого покупал газеты.

Пиши!

 

            Твой А. Ширяевец.

 

 

 

¹ Датируется ориентировочно с учетом датировки п. 1 и сведений в примеч. 7 и 8 (см. ниже).

² Начало письма не сохранилось.

³ Не выявлена. В журнале “Живое слово” (1913, № 20) действительно было напечатано одно стихотворение Ширяевца — “Чайка” (“Над белой пеной волн кочующих...”), однако это произошло несколькими месяцами ранее (в мае). Не исключено, что редакция журнала ответила Ширяевцу со значительным опозданием, а сам поэт пропустил момент появления своих стихов в печати.

⁴ Поршаков будет переведен на другое место службы (в г. Мерв) годом позже (см. п. 11).

⁵ Предпоследняя строка из поэмы А.С.Пушкина “Цыганы” (1824).

⁶ Здесь и в дальнейшем так именуется еще один друг Ширяевца и Поршакова — Дмитрий Кирьянов (1893—1921).

⁷ Это письмо от 16 июля 1913 г. сохранилось и опубликовано (журн. “De visu”, M., 1993, № 3, с. 12—13; публ. Ю. Б. Орлицкого, Б. С. Соколова и С. И. Субботина). Местонахождение всех трех книг Н. А. Клюева, которые он приложил к этому своему письму, в настоящее время неизвестно. Ранее одна из них (“Братские песни”) находилась в частном собрании; клюевский инскрипт Ширяевцу, исполненный на ней, был опубликован Г. Маквеем (журн. “Slavonic and East European Review”, London, 1985, vol. 63, № 4, p.564).

⁸ Точнее, процитированного С. М. Городецкого. В журнале “Новое слово” (СПб., 1913, № 8, авг.) критик А. А. Измайлов, рассказывая о книгах Н. А. Клюева в своей статье “Хрестоматия новой литературы”, дал в ней выдержку из статьи С. М. Городецкого, опубликованной несколькими годами ранее.

⁹ Это стихотворение (с первой строкой “Певучий вальс звенит из сквера...”) действительно появилось в газете “Туркестанские ведомости” (Ташкент, 1913, 4 июля, № 144).

3

 

10—11 вечера   14/1X913 г.

 

Наконец-то ты развязался с этой аферно-языкоблудной бандой¹! Давно бы следовало послать их в pizdu... Возможно, что Далила — Ал<матин>ская² будет искушать тебя, но ты будь тверд, как финский гранит, а ежели почув­ствуешь колебание, поставь условием изгнать самозванного Блока³, ибо печа­таться рядом с таким типом верх всякого позора. Я предчувствовал, что из этого ничего не выйдет, и очень рад, что именно так и случилось. Убежден, что ты оконча­тельно отстал от этой компании, по этому случаю с величайшим удовольствием проглотил бы “несравненной” нежинской рябиновки, но т. к. принимающим Spermin Pela⁴ спиртные напитки воспрещаются, кричу: ура, ура и ура!

Не унывай, брат Паволакий! — докажем этим сапожникам! Пусть выпускают хоть в 1000 страниц свой сборник — толку все равно не будет никакого. Если даже в их сборнике примут участие такие лица, как Блок, Белый и Городецкий (что более чем сомнительно) — так это обстоятельство только еще более оттенит бездарность княжеских песнопевцев. Еще раз торжественно посылаю их всех в п...⁵ и начинаю излагать соображения о нашем будущем детище:

Издадим альманах втроем! Ура! Ура! Ура! При этой мысли чувствую, что меня покидает провинциальная спячка и снова “много в сердце огня”⁶! Вот мои мысли насчет нашего альманаха (т. к. горячусь, то естественно, что мыслю невпопад, но это все равно — потом разберемся): размер альманаха, как “Ночи певучие”⁷, страниц или 32, или лучше — 48. Заглавие должен носить обязательно специфически туркестанское вроде “Под небом Туркестана” или в этом духе (поломай над этим голову). Думаю, лучше будет, если напичкаем его только стихами, дабы на обложке можно было тиснуть: “Лирика” или “Лирический альманах”, но можно пустить и миниятуры⁸ из жизни Туркестана, в прозе. Так как у нас едва ли хватит стихотворного материала для 48 страниц (подразумеваю, отборного), а у меня его совсем не имеется, то в первую голову ты и Митька под рубрикой, допустим, “Под небом Туркестана” помещаете свои вещи, касающиеся Туркестана. Затем под другой какой-нибудь замысловатой рубрикой или просто незамысловатой, вроде “Звенья” и т. д. (придумывай, черт полоса­тый, — у тебя больше свободного времени), запоём на разные мотивы (и здесь материал только отборный). Я даже могу втиснуть несколько песен “О Волжской старине” (“Разбойник”⁹ и т. д.). Ан и выйдет стоящая внимания книжица. Печатать так с ноября-декабря, чтобы к зиме была готова. Обошлось чтобы не дороже 15—20—25 рублей с носа. Цену назначить общедоступную, лишь бы выручить свои деньги. Думаю, что продаваться будет хорошо, при условии, если будет носить туркестанское название и будет хоть слегка пахнуть туркестанским духом, и если цена будет невысокая. А если в магазинах зале­жится — к знаменитому газетчику Расульке¹⁰ на комиссию. Да и киоски все можно наградить сей книгой. А у “поставщика” при содействии Пьера Малеина¹¹ продажа должна пойти прямо блестяще. Я с своей стороны сдам здесь на комиссию к одному субъекту, имеюще<му> аптекарский магазин и торгую­ще<му> книгами. Если даже и потерпим убыток, то не более половины затра­ченной суммы. Черт с ними, с деньгами! Зато напомним публике о себе и авось получим более лестные отзывы, чем в первый раз¹².

А деньги мы с Митькой, конечно, тебе выплатим обязательно.

Ну, теперь ты выскажи свои мысли. Пусть Митька выскажется по этому поводу. Один ум хорошо, а три еще лучше. Авось и выдумаем что-нибудь путное.

“Карусели”¹³ получил и изувечил, т. к. вырезал кое-что для своей тетради; остальное на произвол судьбы. Могу преподнести тебе — может быть, для себя что вырежешь.

За “К<ара>-курт” чувствительно мерси. Подозреваю, что все они мерзавцы¹⁴.

“Реби”¹⁵ так и надо... Перст Божий наказует мошенников...

Вы уже успели подъехать к г-же Мезьер¹⁶? — гм... сколь Вы многогранны... Нельзя ли переслать ее советы для прочтения? Вышлю потом обратно.

Были ли у Е. М.¹⁷? Не был ли изгнан?

Есть кое-что нового, но об этом в след<ующий> раз.

 

           

Твой Сашк А.

г. Чарджуй

 

<Приписки на полях:>

Насчет моего прозябания умолкни и не раздражай — сам чувствую...

Привет от мамы¹⁸ и благодарность за приветы.

Сообщи адрес Митьки.

P. S. Чтобы утереть нос тем, можно тиснуть объявление: печатается альманах (имя-рек)¹⁹?

¹ Из последующих слов очевидно, что Поршаков сообщил другу о своем отказе уча­ствовать в коллективном сборнике ташкентских поэтов, которых Ширяевец, судя по тону его ответа, не жаловал.

² Речь идет об Анне Владимировне Алматинской (собств. Држевицкая; 1881/1882—1973), поэтессе и прозаике, одной из участниц предполагавшегося к изданию сборника (в свет не вышел).

³ Кто имеется в виду, не установлено.

⁴ Здесь записано латиницей название лекарства “Спермин Пеля”, в рекламе которого указывался широкий спектр болезней, поддающихся лечению этим препаратом (от неврастении до склероза сердца и параличей). На его этикетках латинское название выглядело несколько по-другому — “Spermini-Poehl” (газ. “Туркестанский курьер”, Ташкент, 1912, 6 мая, № 102, с. 7).

⁵ Так в оригинале.

⁶ Строка из стихотворения А. В. Кольцова “Путь” (1839).

⁷ Книга П. С. Поршакова, вышедшая в Ташкенте. На ее титульном листе стоит год выпуска — 1914. Скорее всего, эта дата была проставлена с опережением.

⁸ Так в оригинале.

⁹ Это стихотворение Ширяевца тогда еще не было опубликовано. Первая публикация — журн. “Весь мир”, СПб., 1914, № 1, с. 17.

^10—11 Названные здесь лица, очевидно, были профессиональными распространителями газетно-журнальной и книжной продукции в Ташкенте.

¹² Имеется в виду коллективный сборник “Стихи” (Ташкент, 1911); см. о нем в предисловии. Отзывы об этой книге: Кречетов С. Восемь поэтов (газ. “Утро России”, М., 1912, 6 янв., № 5); Г.-инъ. “Ташкентские” поэты (газ. “Туркестанские ведомости”, Ташкент, 1912, 12 янв., № 9).

¹³ О каком издании здесь идет речь, не установлено.

¹⁴ Ширяевец дает здесь оценку участникам перебранки, вспыхнувшей на страницах ташкентской печати в августе 1913 г. Среди них были официальные редакторы и издатели газет — М. В. Левин (“Туркестанские ведомости”), А. Л. Кирснер (“Туркестанский курьер”), Е. Ф. Баранов (“Туркестанский Кара-курт”) и др. Подробнее см., напр.: Сколопендра. Литературное самооплевание (газ. “Туркестанский Кара-курт”, Ташкент, 1913, 15 авг.,  № 18); Баранов Е. Открытое письмо г-ну Кирснеру (там же, 18 авг., № 19);фон Варн-Эк А. Открытое письмо: Фактическому редактору-издателю “Кара-курта” К. М. Федорову (газ. “Туркестанские ведомости”, 1913, 30 авг., № 191); Федоров К. Ответ г. Варн-Эку (газ. “Туркестанский Кара-курт”, 1913, 3 сент., № 23) и т. д. “Мерси” Ширяевца другу, скорее всего, связано с тем, что тот выслал из Ташкента в Чарджуй номера “Туркестанского Кара-курта” (или вырезки из них) с полемическими статьями, перечисленными выше.

¹⁵ Так на страницах “Туркестанского Кара-курта” нередко именовался Абрам Львович Кирснер — издатель “Туркестанского курьера” (см., напр., упоминание “ребе Кирснера” в рубрике “Говорят...” — № 46 “Кара-курта” от 15 дек. 1913 г.)

¹⁶ Реакция на сообщение Поршакова, что тот получил ответное письмо от Августы Владимировны Мезьер (1869—1935), известного библиографа и писательницы. Ни текст письма, ни сведения о том, ознакомился ли с этим письмом Ширяевец, не выявлены.

¹⁷ Е. М. Бенедиктович — общая ташкентская знакомая Ширяевца и Поршакова. В сбор­нике “Стихи”(1911) Ширяевец посвятил ей стихотворение “В монастыре” (“За стеной — луга поёмные...”).

¹⁸ Ширяевец жил в Чарджуе вместе с матерью — Марией Ермолаевной Абрамовой.

¹⁹ Анонс альманаха “Под небом Туркестана” появится в “Туркестанском курьере” 6 дек. 1913 г.(подробнее см. примеч. 15 к п. 7).

4

 

<Чарджуй>       25/IX 13 г.

 

Тут!

 

Почто тщися уязвить мя?! Почто собираешь улики, дабы обвинить корифея (аз есмь) в безграмотности¹?! О, гнусный! о, змий лукавый! Шевельни тутовыми мозгами и припомни, у кого есть выражение: “от хладных финских скал до пла­менной Колхиды...”²? А вот еще известный сорт ножей (для садовников и душегубов вроде тебя) выделывается в Финляндии, а называются “финские ножи...” Что ответствуешь на сие? Что — съел?!.. А потом вы, наверное, изволили забыть, что существуют так называемые “поэтические вольности”, а? Так-то...

Вы намекаете о русском обычае при появлении зуба... Гм... Но мы живем не в России, а в Средней Азии, поэтому ограничиваемся следующей речью: Дорогое дитя! Расти! Но не будь таким тутом, как папаша (известный в Ср<едней> Азии поэт и беллетрист), а ежели будешь писать стихи, — не употре­бляй так часто слов: “янтари”, “хрустали”, “опалы” и им подобных... Ну, кажется, довольно. Аминь.

Что Митька забыл название града, в коем я пребываю, неудивительно — женился и получил в придачу тещу-ягуара... Небось забудешь и всю географию перепутаешь...

Насчет умножения семьи скажу вам обоим: плодитесь и размножайтесь, и памятуйте, что если кто из вас сфабрикует 12 портретов мужеского пола — получит поощрительную медаль и чуть ли не пожизненную пенсию. Закон такой есть... Старайтесь, ребята...

“Карусели”³ завтра вышлю, простой бандеролью. Кое-что и на твою долю оставил.

………………………………………………..................................…………………………………………

От Е<катерины> К<онстантиновны> недавно получил письмо. Пишет, что уезжала в Витебскую губернию и поэтому не писала. Цену книги не сообщает, но говорит, что “заломили огромную”. И вообще не советует связываться с “Общ<е­ственной> пользой” (типографией), т. к. она (типография) завалена заказами, и с ней поэтому трудно спеться⁴.

Месяц тому назад получил от кружка рабочих в СПб (писателей из народа) письмо⁵ с предложением принять участие и выслать им материал. Они хотят выпускать сборники для пролетариев. Программа такова: 1) стихи и беллетрис­тика, 2) критические статьи по всем вопросам искусства, 3) обзор самодеятель­ности демократии в этой области. Просили также привлечь к этому делу знакомых (если есть, дескать, у вас) из пишущей братии. Я послал им “Фабричную”, “От сохи Микулы” и “На тройке”⁶, указав на тебя. Позавчера получил от них письмо, которое шлю тебе для “сведения и руководства”⁷. Как...⁸

 

¹ Из последующего текста явствует, что Поршаков обвинил Ширяевца в неграмотном употреблении слова “финский” в словосочетании “финский гранит” (см. начало предыду­щего письма).

² Строка из стихотворения А. С. Пушкина “Клеветникам России” (1830).

³ См. примеч. 13 к п. 3.

⁴ Это письмо Е. К. Замысловской неизвестно.

⁵ Не выявлено.

⁶ Первое из этих стихотворений под названием “Песня” (“Тяжела работа...”) было ранее опубликовано в журн. “Огни” (М., 1913, № 4, февр., с. 14); второе (с надзаголовком «Из “Дум и песен”») — в “Народном журнале” (СПб, 1913, № 8, 22 февр.), третье — в “Туркестанских ведомостях” (1913, 27 янв., № 23).

⁷ См. примеч. 5.

⁸ Окончание письма не сохранилось.

5

 

<Чарджуй>       9/XI 913 г.

 

Дружище Паволакий!

 

Прочел расценку¹ и прослезился — дороговато, черт возьми! Но всё равно: отступать ни в коем случае не следует, только предлагаю такую комбинацию: страниц в “Альманахе” должно быть не 64, а 48—50. Лучше потесниться и дать только лучший материал. Если у нас есть то, что зовется талантом, то это видно будет и из 48 стр., если же нет — то и 500 страниц не помогут... Итак, альманах должен быть 48 стр. по 15 страниц на каждого — и вполне достаточно. Это будет стоить нам много дешевле. Затем печатать надо не 300 экз., а не менее 400—500, — и если мы рисковали с одними стихами², то с таким сборником стыдно не рискнуть! Одно название чего стоит: “Под небом Туркестана” — а ведь и название имеет значение. Затем материал должен быть больше прозаический, нежели стихотворный, — это тоже будет играть большую роль. Пусть проза бросается в глаза — ведь меднолобая публика больше на нее обращает внимание.

Итак, гряди в “Куранты”³, и пусть тебе высчитают стоимость 500 экз. <по> 48 стр. Продавать книгу надо не дороже 30 коп. — больше шансов, что ее купят. Торгуйся с “Курантами” до остервенения! Печатать же 300 экземпляров нет никакого смысла, ведь за набор и печать цена та же, что 300, что 500 экз., а раз­ница будет только в бумаге (количестве) и брошюровке. Зато мы не оста­немся в убытке — рано или поздно, но все-таки распродадим ее. Сходи поговори заблаговременно с Расулькой⁴, на каких условиях возьмет он ее для продажи, а также потолкуй с самими газетчиками, может быть, они возьмутся продавать и без Расульки. Можно будет сдать в киоск Петро⁵. Из книжных магазинов, конечно, к Собберею⁶, и можно в “Знание”, а остальным не стоит. Главную надежду надо возложить на газетчиков, заведи с ними знакомство, — они поддержат нас лучше, чем книжные магазины.

Насчет финансов мои дела таковы: сначала я могу перевести тебе 10 руб., а остальные регулярно от 3 до 5 руб. в месяц. За пятерку не ручаюсь, но по 3 руб. буду переводить обязательно.

Выпускать книгу надо, ибо без этого и жизнь не в жизнь... Если и немного потерпим убыток — черт с ним! Зато, может быть, удостоимся лестных отзывов...

Вот, брат, еще что. Хочу я выпустить отдельно книжку страниц в 20 под названием “Сети Города” или “Песни о Городе”⁷... Можешь из сего заключить, что меня не страшат никакие перспективы. Взялся за гуж — не говори, что не дюж! Или пан, или пропал! Так вот, кстати, узнай в “Курантах”, сколько будет стоить книжка в 20 страниц, стихи, на странице не более 32 строчек; бумага не дешевле 5—6 руб. (как у тебя⁸) или как в их книжке с образцами шрифтов. Обложка толстая. Сколько времени будут печатать (также наш альманах). Всего экземпляров 500! Потом узнай, сколько будут стоить 300 экз. Если в цене сойдемся — пусть печатают. Материал для этой книжки подготовлю к 1 декабря. Скажи, чтобы на две книжки сделали соответствующую скидку. Пообещай также, что еще у них будем печатать.

Почему разошелся с Эдельманом⁹ — он ведь, кажется, дешевле берет?

Пришли оглавление своего материала, а также Митькин. Неужели у него одни стихи? Что из себя представляет «Из книги “Печаль бытия”»¹⁰ (заглавие надо переменить обязательно, ибо выйдет подражание ратгаузовским “Тоска бытия”¹¹).

Стоит ли печатать Фишкин рассказ? Не лучше ли или весь альманах посвятить его памяти, или некоторые произведения¹²?

Мой материал: проза: “Клад”, “Малярия” (из дневника больного), “Недо­стро­енный храм” или “В горах” — последнее не отделано¹³. “Нед<остроенный> храм” большой ценности не представляет, зато из местной жизни — и это ценно. Стихи: “В песках Азии”, “Текинская песня”, из цикла “Смерть” (“Смерть” и “Мертвец”)¹⁴, затем: “Бурлак”, “У моря” (из прежн<его> сборника), “Пасха”, “Лесная сказка”, “Цветы счастья”¹⁵ и еще одно-два, и достаточно. В крайнем случае, можно тиснуть “Осенний сон”¹⁶, лишь бы было больше прозы.

Митька должен дать не менее двух рассказов (можно и не из туркестанской жизни), и штук 6—8 отборных стихотворений¹⁷... а без прозы пусть и не показы­вается!

Как распределить вещи — это¹⁸...

 

¹ Очевидно, присланную Поршаковым информацию о стоимости типографских работ по печатанию книг.

² См. примеч. 12 к п. 3.

³ Так в переписке друзей именовалась газета “Туркестанские ведомости”, где была своя типография. Этот “псевдоним” был воспринят Ширяевцем и Поршаковым со страниц “Туркестанского Кара-курта”, где “Туркестанские ведомости”, как правило, назывались “Тьмутараканскими курантами” (см., напр., заметку “Тьмутаракань: Литературный банкет” за подписью “Синяя борода” в № 37 “Туркестанского Кара-курта” от 31 окт. 1913 г.).

⁴ См. примеч. 10—11 к п. 3.

⁵ Фамилия этого человека не установлена. О нем как о служащем под началом                М. В. Левина говорится в одном из материалов “Туркестанского Кара-курта” (“К харак­теристике редактора “Туркестанских ведомостей” г. Левина и его помощника г. фон-Варн-Эка”, № 22 от 28 авг. 1913 г.; без подписи).

⁶ Книжный магазин М. Ф. Собберея был самым крупным среди книжных магазинов Ташкента.

⁷ Замысел не был осуществлен.

⁸ См. примеч. 7 к п. 3.

⁹ Я. П. Эдельман был владельцем одной из ташкентских типографий.

¹⁰ Это стихотворение в прозе впоследствии войдет (под тем же заголовком) в альманах “Под небом Туркестана”.

¹¹ Такое название имел третий том “Полного собрания стихотворений” (СПб. — М., [1906]) Даниила Максимовича Ратгауза (1868—1937).

¹² Рассказ Ф.Ильина-Морозова в альманахе не появился, но одно из своих напечатанных там стихотворений (“Мертвец”) Ширяевец посвятил памяти умершего друга.

¹³ Первое из этих произведений к тому времени уже вышло (с подзаголовком “Волжский сказ”) в “Народном журнале” (СПб., 1913, № 25, 21 июня); второе же еще не было опубликовано — оно выйдет из печати (с обозначением жанра — “Очерк”) в “Туркестанских ведомостях” (1914, 2 февр., № 27). “Недостроенный храм” увидел свет (с подзаголовком “Киргизская легенда”) в “Туркестанских ведомостях” (1913, 12 мая, № 103; подпись:              А. Ш-ецъ). Набросок “В горах” будет обнародован только в 1916 г. (№ 203 “Туркестанских ведомостей” от 18 сент., под № II в цикле “В Азии: (Наброски)”; подпись: “Александр Ш.”). В альманах “Под небом Туркестана” будут включены “Клад” и “Недостроенный храм”.

¹⁴ Все эти четыре стихотворения войдут в проектируемый альманах, но лишь “Мертвец” будет опубликован здесь впервые. Остальные три к тому моменту Ширяевец уже напечатал: “В песках Азии” и “Текинскую песню” — в “Туркестанских ведомостях” (1913, 29 сент.,     № 216, с общим заголовком “Из туркестанских мотивов”); “Смерть” же вообще публико­валась четырьмя годами ранее (газ. “Туркестанский курьер”, 1909, 18 июля, № 160).

¹⁵ Перечисленные стихи также ранее появлялись в печати: “Бурлак” — в журнале “Хмель” (М., 1913,№ 7/9); “У моря” — не только в сборнике “Стихи” (1911), о чем пишет здесь сам автор, но и еще раньше — в “Туркестанском курьере” (1911, 10 апр., № 80, под названием “Море”); “Пасха” и “Лесная сказка” — в “Туркестанских ведомостях” (1913, 14 апр., № 82 и 1912, 19 авг., № 186, соответственно); “Цветы счастья” — дважды в 1913 г. (23 июня — в “Туркестанских ведомостях”, № 136, а 5 июля — в “Народном журнале”, СПб., № 27), а кроме того, — в 1911 г. под заглавием “Ночь на Ивана Купала” (“Туркестанский курьер”,  24 июня, № 139). Из этих произведений в планирующееся издание войдут “Лесная сказка” и “Цветы счастья”.

¹⁶ Стихотворение в прозе “Осенний сон” будет опубликовано позднее (“Туркестанские ведомости”,1916, 8 сент., № 196).

¹⁷ В альманах “Под небом Туркестана” войдут два прозаических сочинения и восемь стихотворений Д. Кирьянова, т. е. пожелание Ширяевца будет выполнено.

¹⁸ Окончание письма неизвестно.

6

 

Чарджуй           26/XI 913 г.

 

Листопад... Утро... Думы... “Альманах” разойдется без остатка... Будет отпе­чатан вторым изданием... Слава... Во всех книжных магазинах спрос на портреты авторов...

I

 

Друг Павлушка!

 

Внимай:

Хвалю за то, что посетил “узника” Баранова¹. Но не хвалю, что вступил в переговоры с ним насчет “Альманаха”. Уподобляешься изменнику и по законам военного времени должен быть если не расстрелян, то повешен за свои муды. Но я буду милостив к тебе и скажу вот что: пусть он свой рассказ² посылает лучше в “Р<усское> б<огатство>”³. Я лично Баранова ценю, но он нам не пара. Мы — молодежь и должны идти своей дорогой, по своей программе. Он литератор старинного закала, — что у нас общего? Но главное дело в том, что Федоров⁴ пропьет наши деньги и мы не увидим ни того, ни другого. “Лучше синицу в руки, чем журавля в небе...” Из сего следующая мораль: с той компанией связываться не стоит, и втроем продолжать начатое дело. А Бар<ан>ову скажи, что, мол, с удовольствием бы, но уже мы заключили договор с типографией на книжку в 48 стр. Вот и все. Передай ему от меня привет.

Насчет мецената Кука⁵... Гм... Оно, конечно, хорошо бы иметь джентль­мена, располагающего презренным металлом и ссужающего нам оный, но... следует проверить все это. Познакомься с ним, узнай, что за экземпляр. Может быть, вроде москвича Шахова⁶? — тогда, пожалуй, можно будет съездить за его счет за границу...

Ефремов⁷ нам, безусловно, пригодится. Рад, что познакомился с ним. Передай привет.

Митька — мерзавец. Как бы еще выругать его? “Каб не тот-то мой девичий стыд...” Пошлю ему еще сегодня послание. Торопи его, пожалуйста, иначе он испортит нам всё дело. Ведь печатать надо вразбивку, а его материала нет. Подбери для него кое-что покрепче из русской словесности.

P. S. Книгу в Кульджу сегодня высылаю⁸. Не будь сребролюбив и не думай о полтиннике... Такой пустяк...

<Приписка в левом верхнем углу первой страницы письма:>

P. S. Что пишут тебе Мезьер и 3<амысловская>⁹? Сегодня получил от Е. К. письмо¹⁰. Но об этом в след<ующий> раз. Поклон безрукому газетчику.

II

 

Сейчас получил твое второе письмо. Ура! Молодец! Хвалю твои дипломати­ческие способности. Хорошо сделал, что отряхнул “курантский” прах”¹¹. Во-первых, у них дороже, во-вторых, много ломаются. Черт с ними! Гряди к Эдельману¹²! Он сработает нисколько не хуже. Цена недорогая. Насчет шрифтов вот что: с “Аргуса” пример брать нечего, потому что это журнал, и там помещается материал чуть не по всем вопросам, сообразно с этим и меняется шрифт. У нас — стихи и проза, и лучше печатать одним шрифтом. Избегай, ради бога, безвкусицы! — ведь от этого тоже многое зависит... Стихи и проза пусть печатаются одним шрифтом. Разве можно брать для стихов такой долговязый шрифт, какой ты выбрал? Стою за одинаковый с прозой шрифт!

Шрифт, выбранный тобой для обложки, прямо ужасен. Ведь это для афиш! Надо выбрать помельче. Ведь обложка-то печатается в конце, так что с ней нечего торопиться. Подумаем, выберем.

Остальные выбранные тобой шрифты удовлетворительны.

Это хорошая идея насчет того, чтобы первая страница была чистая. А насчет третьей (следующей за ней страницы) рекомендовал бы такую, как у меня. Шлю тебе всего три рисунка¹³, — первой страницы обложки и третьей текста. Какой тебе больше нравится? — пиши.

Оглавление будет в конце. Иначе и нельзя, так как нет Митькиных вещей.

Я стою за то, чтобы на первой странице обложки было помещено всё оглавление (смотри, как у меня). Это ошарашит покупателя и заставит его моментально полезть в кошелек за 30 копейками...

Насчет весеннего альманаха мысль хорошая. На этом основании из прислан­ного тебе материала “Посвящение”¹⁴, “Бурлака”, “Пасхальное”¹⁵ пока отложи. Их заменит “Цыганка”¹⁶ (шедевр — остерегайтесь подделок!). Но до весны далеко, надо развязаться пока с этим.

Свой нов<ый> расск<аз> “На кабана!” помести обязательно¹⁷, чем больше прозы, тем лучше. “Дервиша” тоже надо поместить¹⁸. “Снежн<ая> дева” хотя и хорошая вещь, но для настоящего момента не подходит¹⁹. Ведь у нас альманах не “Рождественский”, а “Под небом Туркестана”, а что в ней туркестанского? Да и места много займет. Если “Альманах” хорошо пойдет, то выпустим еще десять, и она пойдет в следующие...

Ну, теперь узнай обязательно насчет моей книги²⁰ у Эдельмана. 20 страниц, не свыше 32 строк на каждой, 300 и 500 экз., формат предыдущего письма.

Да, жаль, что мы не вместе. Дело бы пошло у нас скорее, а то приходится делать антракты благодаря переписке. Но все равно будем работать, ведь эта работа та, о которой мы мечтали с детства, ведь только такая работа заставит нас жить настоящей жизнью! Вперед! Десять раз упал — встанешь на одиннад­цатом! Время летит, зевать нечего! Уррра! До следующего раза. Привет и воздуш­ный поцелуй.

 

Твой Сашк А Ширяевец

 

P. S. Привет от мамы.

 

¹ Редактор “Туркестанского Кара-курта” Евгений Федорович Баранов в те дни, скорее всего, на самом деле еще был “узником”. Он находился под трехмесячным арестом на военной гауптвахте Ташкента за неуплату штрафа, наложенного на него за публикацию в редактируемой им газете заметок, признанных судом противоправительственными (подробнее см. материалы, опубликованные в “Туркестанском Кара-курте” от 8 сент. 1913 г., № 24). Посещение его Поршаковым, без сомнения, было связано с поисками подходящих в денежном отношении условий для выпуска альманаха “Под небом Туркестана”.

² Баранов выступал в печати как журналист и прозаик. О каком его рассказе идет речь, не установлено.

³ Журнал народнического направления, выходивший в Санкт-Петербурге (1876—1914).

⁴ Константин Михайлович Федоров был негласным руководителем как “Туркестанского Кара-курта”(см. также примеч. 14 к п. 3), так и т. н. “электропечатни Л. М. Федоровой”, где печаталась эта газета.

⁵ О ком идет речь, выяснить не удалось.

⁶ О меценатской деятельности московского богача Николая Александровича Шахова (1861 — ?) в то время регулярно сообщали газеты обеих столиц России.

⁷ Из п. 7 (см. ниже) явствует, что этот человек примет участие в оформлении обложки альманаха как художник (под псевдонимом “Осокин”). Другими сведениями о нем не располагаем.

⁸ Что имеется здесь в виду, неясно.

⁹ Эти письма неизвестны.

¹⁰ Оно также неизвестно.

¹¹ Т. е. не стал отдавать альманах в типографию газеты “Туркестанские ведомости”; здесь перефразирована известнейшая вторая строка русского перевода “Марсельезы”.

¹² См. примеч. 9 к п. 5.

¹³ Они не сохранились.

¹⁴ О каком стихотворении идет речь, неясно.

¹⁵ Об этих стихах см. примеч. 15 к п. 5 (второе из них там озаглавлено “Пасха”).

¹⁶ Это стихотворение впервые появилось в “Народном журнале” (СПб., 1913, № 31,     2 авг.).

¹⁷ Этот рассказ Поршакова в альманах не вошел; его публикация не выявлена.

¹⁸ Стихотворение было включено в книгу.

¹⁹ Этого произведения в альманахе нет; не обнаружена и его публикация.

²⁰ “Сети Города”; об этом замысле см. п. 5 и примеч. 7 к нему.

7

 

<Чарджуй>       7/ХII 913 г.

 

Паволакий!

 

Скажи, пожалуйста: какими соображениями ты руководствовался¹, помещая после “Клада” — “Анор Гуль”²? Получается “в огороде бузина, а в Киеве дядя...” Ведь я нарочно сделал так, чтобы все, что касается Туркестана, было напечатано в первую очередь, “Клад” же будет перегородкой, отделяющей туркестанский дух (от которого телеграфные столбы в обморок падают) от материала на другие (общие) темы... И такой мудрости позавидовали бы мудрецы халдейские, но ты... О, роковая страсть к бабам, доводящая Пав. Поршакова-Кошелева³ до умоисступления! О, нимфа из газетного болота реби — Алматинская⁴!.. Подозреваю, что виноват филей сей “курьерской” вакханки, также сестрицы ее, которую натягивают все ташкентские провизоры... Пауль, опомнись!..

Из этого мораль та, что “Анор Гуль” должна идти до “Клада” — перед “Волной” ханабадского хулигана⁵ или после оной⁶. С твоей программой согласен до след<ующего> места: 1) “В сакле”, 2) “В песках Азии”, 3) “Тек<инская> песня”, 4) “Дервиш”, 5 или 4) “Волна” и 4 или 5) “Анор Гуль”⁷, а дальше мое расписание вне конкуренции. Вникни и убедишься в правдивости слов моих.

“В песках Азии” пусть печатается так, как стоит у меня⁸ — это сделано нарочно. “Посвящение”⁹ печатать в этом альманахе ни в коем случае не допущу. Что ты мне поешь насчет “лика” автора, ну вот рассуди, что получается, если я пущу “Посвя­щение”: там я заявляю, что я волжанин, и вдруг: “Текинск<ая> песня”, “В песках Азии”¹⁰ — ничего волжского, кроме “Клада”! Где же мой лик? Говорю тебе, нечестивому юбочнику, что посвящение пойдет весной во втором альманахе, для которого я дам “Бурлака”¹¹, “Посвящение” и всё, что имеет отношение к Волге. Вот там это будет у места. Ну, убедился, что я прав, али нет?

Сейчас получил художественно исполненные обложки для альманаха... На одной подпись художника неясна — заговорила, значит, совесть... на другой очень даже отчетлива. О, Зевс-громовержец, почто ты не пустил стрелу в карандаши рисовальщиков сих! Да если мы выберем такие художества для нашей книги — тогда по напечатании беги прямо в Афганистан или на какой-нибудь полюс, а то ведь собаками затравят! Ну посуди: рисунок на картоне подходит к вывеске гробовщика, на какой-нибудь мавзолей, катафалк, но ни в коем случае не подходит к книге, да еще — “альманаху”! Что это за символы там нарисова­-ны? — Змея, крыло летучей мыши и фигуры двух особ с физиономиями прости­туток, но долженствующих изображать одна — ангела, что ли, другая — не то смерть, не то выходца из голодной губернии...  стыд, страм, позор!

Второй: внизу не то цветы, не то лопухи, восходящее солнце над этими лопу­хами, такие же лопухи по бокам устремляются вверх (похожи еще они на хвосты драконов) и поддерживают венок, а в венке две какие-то разбойничьи рожи... Что означают сии лики, кого изображают они? Если они должны изо­бражать портреты каких-то великих людей (каких именно? — портретного сходства нет), то ведь такие портреты ставятся только на ученических тетрадях... Встречал ли в каком-нибудь сборнике, альманахе? Если и есть, то портреты авто­ров того сборника, а не лиц хотя и великих, но никакого отношения к книге не имеющих... Ведь от такой символистики придут в восторг, может быть, маляры, “живописцы” вывесок и штукатуры... Ведь одна обложка поднимет нас на смех! Такая обложка подходит для тех “журналов”, которые издаются гимна­зи­стами, вообще учени­ками, и распространяются между собой... Говорю и еще раз скажу — избегать надо безвкусицы! Согласен ли ты с моими словами или нет? Если согласен, то передай Осокину-Еф<рем>ову¹², что, мол, такая обложка для нас не подходит. Рисует он недурно, но пусть нарисует что-нибудь без “символов”... Слова “Альманах” и т. д. мне нравятся, так вот, пусть он даст хоть жертвенник какой, что ли, что-нибудь, одним словом, другое... Венок, что ли, из красных цветов (розы или маки, или вместе и то и другое), костер в степи и т. д.

Прочел твое “Зимней степью”. Правильно ли “стоят, как тайны сторожа”? Что-то подозрительно... “Буянна осень”¹³... над сими строками витает тень великого Нарбута¹⁴... К осени слово “буянна” не подходит по той причине, что ничего буянного в осени нет, напротив — тишина, печаль и т. д., подходит к зимней картине — буранам, вьюгам, метелям, — те действительно “буянны”...

В общем стих<отворение> хорошее, с настроением, но следовало бы кое-что подчистить.

Заметка в “Курьере” о нашем “Альманахе”¹⁵ доставила мне тихую усладу и приятную мысль, что есть продажные персты, которые могут возвеличить нас за несколько порций шашлыка... Кто писал сие? Скажи, что он — великий человек, и с него будет написан в знак благодарности портрет — художником Осокиным.

Что означает “Пав. Кошелев”? — не перст ли Божий заставил метранпажа перепутать фамилию¹⁶ и вместо настоящей поставить “Кошел(ьк)ов”?..

Ну, ладно. Шлю братский поцелуй в твои буянные уста. Пишу сейчас Л<ев>ину открытку¹⁷, чтобы выдал тебе мой гонорар. А тебе прилагаю при сем доверенность. Всего около 5 р.

Твой Сашк А

Взгляни в этот воскресный № “Курантов” — нет ли там чего-нибудь моего¹⁸...

 

¹ Очевидно, Поршаков прислал другу оглавление “альманашных” материалов, выска­зав при этом свои соображения о композиции книги. Их критике посвящены первые два абзаца данного письма.

² О “Кладе” Ширяевца см. примеч. 13 к п. 5. “Анор Гуль” — стихотворение Поршакова.

³ См. примеч. 16 к данному письму.

⁴ Намек на приоритет, который (сравнительно с другими стихотворцами) имела А. В. Ал­матинская при публикации своих произведений в “Туркестанском курьере”, издава­емом А. Л. Кирснером (см. также примеч. 15 к п. 3).

⁵ Речь идет о стихотворении Д. Кирьянова.

⁶ В вышедшем из печати альманахе “Анор Гуль” стоит непосредственно перед “Кладом”, как и хотел Ширяевец. В то же время обе эти вещи идут там хотя и “после оной <т. е. “Волны”>”, но отделены от этого стихотворения тремя другими — “Бубенцы” (П. Пор­шаков), “Без тебя — о тебе сердце полно тоски...” (Д. Кирьянов) и “Цыганка” (А. Ширя­евец).

⁷ В этом перечне Ширяевец ошибся в нумерации (“5 или 4” и “4 или 5” нужно исправить на “5 или 6” и “6 или 5”). Первые три произведения, указанные в нем, появились в альманахе в таком же порядке. Однако после них следует “Волна” Кирьянова (и далее — произведения, перечисленные в предыдущем примечании). Стихотворение Поршакова “Дервиш” в итоге было помещено во второй половине книги, ближе к ее концу.

⁸ Эти стихи Ширяевец представил в альманахе как прозу.

⁹ См. примеч. 14 к п. 6.

¹⁰ См. также примеч. 14 к п. 5.

¹¹ См. примеч. 15 к п. 5.

¹² Художник-оформитель книги.

¹³ Стихотворение, о котором идет речь, было напечатано в “Туркестанском курьере” (1913, 6 дек., № 273). Ширяевец критикует здесь его начало (“Над белой степью, где барханы / Стоят, как тайны сторожа”) и третью строфу (“Сгорели травы в пору зноя, / Буянна осень их взяла / И, словно злая ведьма ноя, / В глухие пропасти снесла”).

¹⁴ Ранние стихи Владимира Ивановича Нарбута (1888 — 1938) изобиловали описаниями степной природы.

¹⁵ “Печатается и к Новому году поступит в продажу литературный альманах “Под небом Туркестана”, — писал анонимный автор. — Книга будет заключать рассказы, легенды и стихо­творения как на местные, так и на общие темы. В альманахе участвуют Дмитрий Кирьянов, Александр Ширяевец и Павел Поршаков (двое последних сотрудничают в российск<их> журн<алах:> “Народный журнал”, “Живое слово”, “Весь мир”). Книгу издает М. Ф. Собберей. Гг. авторы серьезно отнеслись к художественному материалу, и книга обещает быть хорошей” (газ. “Туркестанский курьер”, 1913, 6 дек., № 273, рубрика “Туркестанская жизнь”, под заглавием “Новая книга”).

¹⁶ Стихотворение “Зимней степью” (см. выше) появилось за подписью “Пав. Кошелев”. Выбор этого псевдонима, скорее всего, принадлежал самому автору, ибо в следующем номере газеты (№ 274, 8 дек.) так же было подписано другое стихотворение Поршакова “У гор”.

¹⁷ Это письмо Ширяевца, адресованное редактору газеты “Туркестанские ведомости” Михаилу Beниаминовичу Левину, неизвестно.

¹⁸ В воскресенье, 1 дек. 1913 г., “Туркестанские ведомости” (№ 268) поместили стихотворение Ширяевца “В больнице” (“Там жизнь кипит — на улицах и в скверах...”). В воскресенье же, ближайшее к дате ширяевецкого письма, 8 дек., стихи поэта в газете не появились.

8

            16/XII 913 г.

 

Друг

Павл Лесно-озерыч!

 

Пусть лишит вас сна загубленный вами “Гробовщик”! (24 строки ґ 5 = 1 р. 20 к., о!..) Пусть в сладкий миг натяжки сестер-поэтесс перед вами встанет тень невинно загубленного¹, и пусть страх скует ваши члены, вследствие чего ваш главный член схватит насморк, называемый в медицине триппером (дели­кат­нее — “гонорея”), пусть!

Что сказать насчет вашего “Лесного озера”²?!. Не будете ли добры объяс­нить: когда вы перестанете “по забывчивости” обдирать то Нарбута, то еще кого-нибудь? Доколе вам будут высылать книжные магазины творения столичных песнопевцев³? О! Они не знают... они не ведают...

Что это за птица появилась в “Курьере”? Пишет она лучше, чем ебливая А<лматинск>ая. Последнее стих<отворение> недурно⁴ (по мысли и разработке). Конкуренция! Нельзя ли угостить мышьяком?

Ну, что наш “Альманах” — без движения? Ох, не надул бы жидовин. Взорви тогда динамитом весь его магазин (предварительно экспроприировав одеколон и духи⁵ — знаешь, я до них большой охотник). Торопи его! Скажи, что ты племян­ник полицмейстера и что у тебя дядя околоточный — сие устрашит турецкого беглеца...

А я уж тут вошел в соглашение чуть не со всеми магазинами, аптеками, парикмахерскими. Одна кондитерская берется разносить вместе с булками... Давай скорее 100 экз. — разойдутся моментально! Познакомлюсь с приставом и подговорю, чтобы городовые под угрозой штрафа предлагали всем домохо­зяевам... Торопись и торопи типографщика!

Послал сегодня Варнэку⁶ отрывок “Пира Зимы”, начало до: “и в меха из горно­стая наряжалася зима, ждет гостей старуха злая в снеговые терема”⁷. Узнай об участи, в “Курантах”. Всю посылать жалко, ибо возлагаю некоторые надежды, что полностью она появится в более приличном издании⁸.

“Узника”⁹ отдай скорее для рожд<ественского> номера в “Курьер”. Это переделка прежнего, слишком “красного” “Узника”... Докажи “курьерцам”, что рожд<ественские> темы не обязательны¹⁰ (пример — столичные издания и т. д.).

Ну, ладно. Иду сейчас гулять на мост¹¹. Советую и тебе пройтись к лесному озеру, под “звон-шатер”¹²...

Привет.

 

Сашк А.

Чарджуй.

 

¹ Судя по содержанию и тону этого пассажа, Ширяевец (скорее всего, в письме, до нас не дошедшем) попросил Поршакова отдать “Гробовщика” в одну из ташкентских газет. Однако Поршаков, по-видимому, отказался это сделать, ссылаясь на низкое качество текста стихотворения. Прижизненная его публикация не выявлена. В 1971 году оно было напечатано по автографу Ширяевца, находящемуся в архивном фонде В. Я. Брюсова (РГБ; сб. “Вопросы русской литературы”, Львов, 1971, № 1 (16), с. 88).

² Стихотворение Поршакова, опубликованное “Туркестанским курьером” (1913, 15 дек., № 280).

³ Скорее всего, Ширяевец знал, что в личной библиотеке Поршакова есть выписанная тем по почте книга В. И. Нарбута “Стихи: (Год творчества первый)” (СПб.: Дракон, 1910).

⁴ Речь идет о Л. Яковлевой, стихи которой печатались в “Туркестанском курьере” 1-го, 6-го и 15 дек. 1913г. (№ 269, 273 и 280). Оценка Ширяевца относится к стихотворе­нию, завершав­шему поэтическую подборку Л. Яковлевой в № 280 газеты. Приводим его полный текст:

 

 

В этой житейской нелепой тревоге

Некогда вспомнить о правде, о Боге;

Некогда в тихое небо взглянуть,

Чтобы по звездам направить свой путь.

 

Не на что алчущий дух устремить,

Чтоб вдохновенную песню сложить;

В свалке безумной людской суеты

Варварски попран кумир красоты.

Некому хилое сердце отдать,

Кто б научил его властно желать:

В каждую грудь всемогущий расчёт

Бросил навеки нетающий лёд.

 

Где ни пройдет человек наших дней,

Всюду становится вдруг холодней.

Блёкнут цветы и не льют аромат,

Песни весенние скорбно звучат.

 

 

Сведения об авторе стихотворения не выявлены.

⁵ Очевидно, в книжном магазине издателя альманаха М. Ф. Собберея продавались не только книги, но и парфюмерия.

⁶ Имеется в виду Аполлинарий Адальбертович фон Варн-Эк (газетный псевдоним — Поль Бертович), журналист, помощник редактора “Туркестанских ведомостей” М. В. Ле­вина. Его имя не раз возникало в ташкентской газетной полемике 1913 г. (см. примеч. 14 к п. 3).

⁷ Здесь говорится о первых шести строфах названного произведения.

⁸ Фрагмент поэмы “Пир Зимы” появится в рождественском номере “Туркестанских ведомостей” (25 дек. 1913 г., № 286) под заголовком “Клич Зимы”.

⁹ Сохранился автограф этого стихотворения с датой: “13/XI 913 г.” (РГБ, ф. 218, карт. 995, ед. хр. 1, л. 2).

¹⁰ Стихотворение не было принято к печати (см. следующее письмо).

¹¹ Это чарджуйское инженерное сооружение вообще производило большое впечат­ление, особенно на тех, кто видел его впервые. Летом 1913 г., например, заезжий ташкент­ский журналист описывал его так:

“Прогулка на грандиозный мост через Аму-Дарью доставляет громадное удовольствие <...> Мост красиво перебрасывается на тот берег. Длина общая 810 саженей. По правой стороне дорога для пешеходов. Внизу шумит, бурлит, пенится, с ревом набрасывается на быки гневная Аму-Дарья” (Антар. По Закаспию: Летние впечатления. XVII. На Аму-Дарье. — Газ. “Туркестанские ведомости”, 1913. 18 авг., № 181).

¹² Аллюзия на строки из “Лесного озера” Поршакова: “Но обступил победной ратью / Его <озеро>угрюмый бор; / Сомкнул над зеркалом объятья, / Поставил звон-шатёр”.

9

23/ХII 913 г.

Дружище Павел!

 

Поздравляю тебя с праздником Рождества! Прочел список (оглавление) рож­де­ственского материала в “Курантах” и порадовался, что и мы с тобой там фигу­рируем¹.

Про историю с “Курьером” скажу вот что: ты поступил чересчур уж благо­родно, ей-ей, но необдуманно — горячо и... непрактично²... Но мы теряем только право на объявления и больше ровно ничего. Черт с ними! Ведь это — помойная яма! Молодец! “Узнику”, конечно, я большой ценности не придаю³ — надо быть сумасшедшим, чтобы отдавать хорошие вещи в “К<урье>р”, но всё же, когда “критикует” такая сволочь, как Ю<лин⁴>, — обидно!

У меня праздники пройдут очень скучно. Как жаль, что мы не вместе! Не с кем перекинуться здесь словом, не с кем отвести душу. И занесли же меня черти в такую Сахару! Ой, и скучища же! Вот уже несколько дней дует сильный ветер, поднимая белую солончаковую пыль. И показаться на улицу, погулять нельзя! А в России, на родине как проходит Рождество, святки! Эх-эх-эх!..

Вот что: вырежи из рожд<ественского> номера мои стихи и пришли мне, а <я> пришлю твои — все-таки экономия будет, — не покупать лишнего номера.

Насчет денег... увы! В этом месяце мне очень трудно приходится (выписал еще книг рублей на 7), так что, брат, перевернись как-нибудь без моих! А жидовина торопи печатать. Бросать ни в коем случае не надо! Это — наш пробный шар.

От Городецкого еще не получил⁵. Волнуюсь дьявольски! Наверно, ему некогда — пишет к Рождеству — ведь у них теперь самая горячая работа. Автограф его уже имею — письмо я посылал с обратной распиской, и он расписался сам в получении. Наверно, напишет он после праздников⁶, — тогда извещу тебя.

Ну, пока все. Мама шлет поздравления. Пиши, как дела с “Альманахом”. Привет!

Сашк А Ш.

Чарджуй.

Поздравь с празд<ником> Валентину Ивановну⁷.

¹ С этим перечнем Ширяевец познакомился в № 286 “Туркестанского курьера” от 22 дек. 1913 г. (рубрика “Туркестанская жизнь”, заголовок: “Рождественский номер “Туркестанских ведомостей”). В нем значилось два стихотворения Ширяевца и два стихотворения Поршакова, которые и появились в газете 25 дек. (№ 286).

² Судя по всему, Поршаков описал другу визит в газету с предложением напечатать его “Узника” и свою реакцию на полученный отказ. По-видимому, проявленная при этом резкость Поршакова привела (возможно, на время) к прекращению его отношений с редакцией газеты.

³ Тем не менее примерно тогда же это стихотворение было отправлено автором в петербургский “Ежемесячный журнал” В. С. Миролюбова, в февральском номере которого оно и появилось (1914, № 2, с. 7).

⁴ Журналист Г. Юлин (наст. фамилия Цвилинг) в те дни был “правой рукой” издателя “Туркестанского курьера” А.Л.Кирснера. Вокруг его имени не раз возникали публичные скандалы; см., напр., сатирические стихи “Песнь о Юлине-Цвилинге” со строками: “О Юлин, о Цвилинг, для русской страны / Великий ты стал литератор” (“Туркестанский курьер”, 1912, 17 июня, № 136; подпись: Квазимодо).

⁵ Обещанного тем письма. Об обстоятельствах, в результате которых Ширяевец получил это обещание, рассказывается в его письме Поршакову от 18 дек. 1913 г.: “В первых числах написал я <...> Сергею Городецкому... приложил несколько стихо­творений (от 10 до 15) и просил высказать свое мнение. Ну, послал и думаю: ответ<и>т или нет? Решил, что игнориру<е>т провинциального поэта. И вдруг... ох!.. на ночном дежурстве получаю телеграмму такого содержания:

Чарджуй, такому-то =

Приветствую, пишу =

 

 

Городецкий.

 

Я чуть не грохнулся в обморок! Ты, конечно, поймешь мои чувства в ту минуту, когда я читал эту телеграмму (меня только что разбудили, и я спросонок всё не верил), и вот жду теперь от Городецкого письмо. Когда ты получишь это письмо, может быть, оно уже придет... ох... даже жутко делается! Что-то он мне напишет!” (журн. “Наше наследие”, М., 1988, № III, с. 102; публ. С.И.Субботина).

⁶ В январе 1914 г. Городецкий действительно напишет Ширяевцу. Это письмо не выявлено, но о нем косвенно упоминается в письме Ширяевца В. С. Миролюбову от 1 мая 1914 г.: “...от С. Городецкого <...> с января я сведений не получал” (журн. “De visu”, 1993, № 3, с. 19).

⁷ Вероятно, Ширяевец поздравляет здесь гражданскую жену Поршакова (см. также упоминание о ней в п. 11).

 

10

<Чарджуй>       31/I 914 г.

 

“Альманах”¹ — великолепен!

Ур-р-р-а-а-а!

Обложка — шедевр цветной синематографии!.. Ты — гений, хотя и прохвост! А прохвост потому, что допустил след<ующие> ошибки: в стих<отворении> “Смерть” пропустил запятую после слов “Веленьем Рока”, — получается бессмыс­лица; затем в “Кладе” вместо: “и проклинал жизнь свою неприглядную” напеча­тано “непроглядную”, — слишком пошловато это слово. Все сие служит к умалению моих достоинств (!), и знай, может послужить к тому, что ты в одно прекрасное время не досчитаешься одной челюсти. Надеюсь — поняли?.. Поставь хоть пером то, что следует.

Половина твоих прегрешений может быть прощена за красивую обложку и не менее красивый заглавный лист. Зеленая краска ласкает мои разбойничьи взоры, и, вспоминая родные зеленые Жигулевские горы, я горю желанием всадить кому-нибудь кинжалище... Первому бы — к о р р е к т о р у...

Если такая книжка не разойдется, втроем или удалимся в скит (предвари­тельно перерезав хулителей наших), или присоединимся к Илиодору² и будем буйствовать (безнаказанно) пятьдесят дней и пятьдесят ночей. Но я рассчитываю и убежден, что “Альманах” будет весь распродан, мало этого: он выйдет вторым, третьим изданием... Слава “альманашникам”!

Я пошлю для отзыва в след<ующие> вертепы: газеты “День”, “Асхабад”, “Газета чиновника” и журналы: “Новый журн<ал> для всех”, “Златоцвет”, “Известия по литературе” (Вольфа), “Бюллетени литер<атуры> и жизни”, “Северные записки”, “Ежемесячн<ый> журнал”. Буду посылать заказным порядком, — советую тебе так же поступить, ведь дороже только на 7 к<опеек>, зато знаешь, что дошло.

Итак, будем ждать приговора критики!

Сдавай в магазины, не торгуйся и давай комиссионных пятак с книжки — и это хорошо. Главное, надо рассчитывать на газетчиков (в особенности на безрукого — привет ему), Эд<ельм>ану³ отдай штук 15, не больше, ведь он все равно денег не отдаст. Отдай в лавочку около почты, в киоск Петро⁴, но старайся не давать больше пятака.

Шли мне посылкой штук 80, уплаченное за пересылку присчитывай к долгу.

Ах, как жаль, Павел, что мы не вместе! Такое радостное событие, а мы в разных городах... Выход “Альманаха” воодушевляет к дальнейшим работам, и если продажа будет идти хорошо — можно будет думать и о втором... Как жаль, что нет Фишки... Митька в письме⁵ предлагает в день выхода “Альманаха” напиться вздребезги — идея гениальная — накачаемся, что ли?!

Пиши, как идут дела. Отдай для отзыва в местн<ые> газ<еты> (также и Баранову⁶) и вырезки пришли мне, потому что я не получаю их.

Привет и поцелуй.

 

Твой СашкА

Привет от мамы.

 

¹ “Под небом Туркестана”.

² О конфликте иеромонаха Илиодора (Сергея Михайловича Труфанова; 1883—1951) с властями в те дни писала пресса всей Российской империи.

^З См. примеч. 9 к п. 5.

⁴ См. примеч. 5 к п. 5.

⁵ Это письмо Д. Кирьянова неизвестно.

⁶ См. примеч. 1 к п. 6.

11

 

1 марта 914 г.

Паволакий!

 

Что-то чересчур нежно твое последнее письмо... подозреваю, что суть этой нежности сводится к тому, чтобы выудить у меня три целковых, в уплату долга за “Альманах”... Гм... Ваши мечты напрасны... Переживаю 1001-й финансовый кризис, а “Альманаха” продано только один экз<емпляр>. Это в магазине. Своим сослуживцам я продал, кажется, 8—9 штук, и то со скидкой. Мог бы продать больше, но переругался почти со всеми, да и не хотел лезть.

Книжных магазинов здесь нет, отдавал в аптекарский, где, между прочим, продаются и учебники. Пришел недели через две справиться, и приказчик поведал мне, что продан 1 экз<емпляр>. Утешал тем, что публика здешняя вообще литературой не интересуется, а литературой о Туркестане в особенности. Знаем, мол, Туркестан и без книг. Заявив ему, что в Ташкенте книга расходится чуть не по 50 штук в день, я забрал непроданные 4 штуки и, величественно закутавшись в альмавиву, то бишь в пальто (ц<ена> 26 р.), исчез, протянув ему милостиво полтора пальца. Хотел бросить под паровоз (дабы вызвать сенсацию), но высчитал, что самому стоит каждая книга почти 15 коп. — не бросил. Не броситься ли нам самим? Или нет — обождем...

Советую тебе быть со мной солидарным насчет жидовни. Что принесут нам их трехкопеечные сборники? Из факта “исключения” меня из их “товарищества” можешь судить, что это за типы. Ведь я высказался против  жидов, а не против русских рабочих. Советовал обойтись без жидовни, которая их предаст при первом случае¹. Черт с ними, т. е. с их кагалом. Сообщи адрес У-ва, и я напи­шу ему, что рад этому “исключению”: не будет от меня чесноком пахнуть.

Послужить в Мерве года два-три, конечно, не мешает². Главное — не сде­латься чиновником. Если 1500-рублевая жизнь на тебя подействует так, что ты отре­чешься от жизни литературной, — сотворю тебе анафему. Но я убежден, что ты чиновником не сделаешься.

Почто был облаян Митькой³? Ты ищешь “одиночества”... А куда же денешь гражданскую супругу и дщерь? Трудновато тебе будет разыграть Чайльд-Гарольда...

Видел депешу Калгонова на имя Белова, в которой он очень рекомендует тебя⁴. Твое дело, значит, выгорит. По этому случаю и в следующем месяце не заплачу тебе ни копейки. В “Асхабаде” была заметка (дней 10 назад), что, по слухам, на такую-то должность назначается сотрудник “Ведомостей” Поршаков⁵. Лестно это для тебя или нет?

Билет 3 класса стоит рублей 5 (один конец). Будем очень рады, если ты прие­дешь к нам. Потолкуем более основательно, чем в письмах. Но боюсь, что природная твоя скупость (что — съел?..) не позволит тебе сделать такого марш­рута. Очень жаль будет, если не приедешь, а то я здесь, кажется, одичаю совсем.

Книги посланы для отзыва в “День”, “Газету чиновника”, “Златоцвет”, “Жи­вое слово”, “Нов<ый> ж<урнал> для всех”, “Альманах”, также в “Асхабад”, но там едва ли появится отзыв, т. к. сия газетина без сотрудников и питается лишь вырезками. На днях пошлю в “Северные записки” и “Ежемесячный журнал”.

Позабыл: послал в “Известия по литературе” Вольфа и “Бюллетени”⁶ (оба издания выписываю, а потому не прокараулю).

Следи за “Днём” — наша книга уже помещена в списке поступивших для отзыва⁷. Критич<еский> отдел ведут там Вл. Пяст, Вяч. Полонский и др⁸. Покупай эту газ<ету> за четверг — с прилож<ением>, в котором даются отзывы.

Содержание “Ежемесячного журнала” за февраль месяц: Стихотворения: Алек­сандра Блока, Ю. Верховского,Ник. Клюева, Анны Ахматовой, М. Морав­ской, Александра Ширяевца⁹, Ю. Юрьина.

Привет! Пиши чаще.

Твой Сашк А

Чарджуй

Закаспийск.

 

Н. Клюеву и С. Городецкому книга послана¹⁰. Привет от мамы.

P. S. Не выпустить ли тебе книгу рассказов?

Куда послал для отзыва?

 

¹ Эта часть абзаца впервые была опубликована М. Никё как изолированный фрагмент (журн. “Cahiers du Monde russe et sovietique”, Paris, 1985, t. XXVI, f. 3/4, p. 431). Здесь отра­жена непосредственная реакция Ширяевца на известие (скорее всего, полученное от Поршакова) о его исключении из какого-то ташкентского литературно-издательского товарищества. Причиной, очевидно, стали допущенные им высказывания, далекие от “политкорректности” (в теперешней терминологии). Кто такой У-в, которому Ширяевец собирался писать письмо, не установлено.

² Речь идет о предстоящем П. С. Поршакову перемещении по службе с повышением в должности и, соответственно, с заметным увеличением должностного оклада (см. также примеч. 5 ниже).

³ По-видимому, в письме, на которое отвечает Ширяевец, было пересказано содержание письма Д. Кирьянова Поршакову. Все эти письма неизвестны.

⁴ Судя по всему, здесь упомянуты фамилии туркестанских чиновников педагогического ведомства, от которых зависело перемещение Поршакова по службе.

⁵ В этой заметке названа и должность, которую займет Поршаков, — “заведующий русско-туземным училищем Отамышского района в г. Мерве” (газ. “Асхабад”, 1914, 19 февр., № 42, рубрика “Местная хроника”).

⁶ Сокращенное название “Бюллетеней литературы и жизни”.

⁷ В бесплатном приложении к № 49 газеты “День” от 20 февр. 1914 г. — “Отклики: Литература. Искусство. Наука”, СПб., 1914, № 7, с. 16, под рубрикой “Книги, поступившие в редакцию”.

⁸ Владимир Александрович Пяст (собств. Пестовский; 1886—1940) и Вячеслав Павлович Полонский (собств. Гусин; 1886—1932). Их рецензии были, напр., в предыдущем номере “Откликов” (№ 6), приложенном к № 43 газ. “День” от 13 февр. 1914 г. Впрочем, ни эти, ни другие авторы “Откликов” не написали о ташкентском альманахе.

⁹ В указанном номере были помещены стихотворения Ширяевца “Бурлак”, “Узник” (см. также п. 9 и примеч. к нему) и “Полям”.

¹⁰ Вскоре С. М. Городецкий даст такой отзыв об альманахе “Под небом Туркестана”: “Он очень молод, очень чист по любви к литературе. Из трех авторов должен быть отмечен Александр Ширяевцев <так!>. Судя по его вещам, помещенным в альманахе, а еще больше по стихотворениям, разбросанным в туркестанской печати, мы в его лице имеем новую поэтическую силу, идущую прямо с земли, как Клюев и Клычков<...> Его песни отмечены печатью богоданности, тем, что они не могут не петься. В них мы опять имеем то драгоценное совпадение форм искусства лично-народного и нашего литературного, которое так поразило всех в Клюеве. <...> талант волжского певца силен и несомненен, а пример Клюева показывает, как русское общество дорожит певцами народа, когда узнаёт их и о них” (Городецкий С. Девять книг. — Газ. “Речь”,1914, 10 марта, № 67).

Ознакомившись с этой рецензией, Клюев напишет Ширяевцу 3 мая 1914 г.: “Я слышал, что ты в переписке с Городецким — он писал о туркестанском альманахе в “Речи” и хвалил тебя <далее следует обширная цитата; см. выше>. Вот уж, не дай Бог, если русское общество отнесется и к тебе так же, как ко мне! Если бы я строчил литературные обзоры, я бы про русское общество написал: “Был Клюев в Питере — русское общество чуть его не лизало, но спустя двадцать четыре часа русское общество разочаровалось в поэтическом даровании этого сына народа, ибо сыны народа вообще не способны ездить в баню с мягкими господами и не видят преображения плоти в педерастии”. <...> Я предостерегаю тебя, Александр, в том, что тебе грозит опасность, если ты вывернешься наизнанку перед Городецкими. Боже тебя упаси исповедоваться перед ними, ибо им ничего и не нужно, как только высосать из тебя всё живое, новое, всю кровь, а потом, как паук муху, бросить одну сухую шкурку. Охотников до свежей человеческой крови среди книжных обзорщиков гораздо больше, чем в глубинах Африки. <...> Брат мой, не исповедуйся больше, не рассылай своих песен каждому. Не может укрыться город, на верху горы стоя <парафраза из Евангелия: Матф. V, 14>” (журн. “De visu”, M., 1993, № 3, с. 19—20; публ. Ю. Б. Ор­лицкого, Б. С. Соколова и С. И. Субботина).

 

 

 

Александр Ширяевец

 

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

 

Литературное наследие Александра Ширяевца, к сожалению, до сих пор еще не дождалось полноценного печатного издания. В конце 1980-х — начале 1990-х годов мною совместно с Ю. Б. Орлицким (тогда кандидатом, а ныне — доктором филологических наук) для Куйбышевского книжного издательства был подготовлен четырехтомник, куда вошла большая часть наследия Ширяевца — стихи, проза, пьесы, статьи и письма. Но после событий 1991 года этот проект был похоронен. Не увидел света (хотя был уже доведен до верстки) и состав­ленный нами сборник избранных стихотворений поэта, который предназначался к выходу в рамках серии “Поэтическая Россия”, выпускавшейся тогда изда­тельством “Советская Россия”.

Ниже вниманию читателей предлагаются стихотворения Ширяевца из этих неизданных книг, до сего дня не включавшиеся ни в один из его немногочис­ленных сборников. Шесть из них были обнародованы (в периодике) лишь однажды; остальные (“В небе — мёртвый облик месяца...”, “Плыву, плыву! — Всё ближе жданный берег...”, “Женщинам”, “Не всё ль равно: от обезьяны, кошки...”, “To же самое”, “Нерифмованные пустяки”, “Дмитрий Кирьянов”, “Знаю, знаю, не будешь со мной...”) публикуются впервые. Большинство текстов даётся по автографам поэта. Авторская датировка воспроизводится повсеместно; неавторские даты помещены в ломаные скобки.

 

*   *   *

За Русью-молодицей

Бегут два паренька:

— Ну, что же, озорница,

Кому твоя рука?

 

— Не я ли ражий, бравый,

С червонцами мошна, —

Пойдём со мной направо,

Ей, будешь, что княжна!

 

— Не слушайся буржуя!

Уж я ль не по душе?

Налево! Докажу я —

Быть счастью в шалаше!

 

...Несутся вперегонку,

За белы руки хвать...

Она смеётся звонко:

— Ой, не пора ль отстать!

 

Скажу я вам без гнева:

— Я путь без вас найду!

Ни вправо и ни влево

Я с вами не пойду!

 

<Лето 1917>

 

РОССИИ

 

Давно-давно на подвиг славный

Богатыри не мчатся вскачь,

И горше плача Ярославны

Твой заглушённый тихий плач...

 

Не злым врагом, не в поле ратном

Твой щит старинный дерзко смят, —

В краю родном ножом булатным

Сыны любимые разят!

 

Как зверь, метнувшийся из чащи,

Бегут они, и дик их зов,

И отдают рукой дрожащей —

Дары отважных Ермаков...

 

Да что дары: твой крест нательный

Они заложат под галдёж!

И плачешь ты в тоске смертельной,

И клича мининского ждёшь...

 

— Ужель не будет светлой яви,

Ужель последний час настал?..

— Избави, Господи, избави!

Спаси, Угодник, как спасал!

 

<Ноябрь 1917>

*   *   *

М. Костеловой¹

 

В небе — мёртвый облик месяца,

На земле — ...большевики...

Шёл и думал, как повеситься

От хандры и от тоски.

 

Вдруг идёт Марго с тетрадкою,

Скульптор! Кинулся я к ней

И на жизнь свою несладкую

Стал я жаловаться ей:

 

Существую-де для мебели

В этом лучшем из миров,

Словом, вплоть до “курсов Фребеля”

Лил потоки нудных слов...

 

А потом пришли к собору мы.

В нём на время я затих

И искал пытливо взорами,

Кто добрее всех из святых...

 

Вышли... Ясный облик месяца...

Засмотрелся на звезду...

— Нет, не стоит, видно, вешаться!

Лучше чай я пить пойду!..

 

31 декабря 1918

РОДИНЕ

 

Русь сермяжная, родимая, твои песни — лепота!

Соловьи смолкают, слушая, стихнут вешние ручьи!

Не согнёт тебя, любимая, никакая маета,

Доколь ронишь лалы, жемчуги — песни-песенки свои!

                             И такая твоя стать —

                             Горевать или плясать!

 

Загрустишь — спадайте, жемчуги, скатной, мертвою слезой,

Веселишься — лалы рдяные раскинешь далеко!

С дубом ивушка повенчана, молитва со грозой!

Дай к устам твоим певучим мне приникнуть, стать Садко,

                             Чтоб на песенный на пир

                             Заманить-сманить весь мир!

 

<1920 или 1921>

*   *   *

Что там носитесь

С Джиокондами,

Да с Роландами,

Да с Мадоннами,

Хороводитесь

У чужих морей,

В чужой славушке

Зябко греетесь! —

Али нет у нас

Свет-Забавушки —

Той Путятишны,

Ильи Муромца,

Богородицы,

Волги-матушки,

Златоцветовой

Своей славушки?..

 

12 ноября 1920

*   *   *

Плыву, плыву! — Всё ближе жданный берег:

Я пьян от сил, а был убог и нищ!..

— Не тот ли, на который вышел Рерих,

Где встал Курган славянских Городищ?

 

Взъярились волны в пляске хороводной!

Сейчас, сейчас мой Рай! — заветный край!..

— Истошный вопль, разливный, всенародный,

Такой родимый: “Боже, выдыбай!..”

 

17 ноября 1920

ЖЕНЩИНАМ

 

— Что прячетесь в парижские штанишки?

И в ночь материй? — Солнце ль не жених!

Ведь всё равно я вижу вас нагишкой

И знаю цвет волос я потайных!

 

От Ночи к Дню! Бросайте тряпки в печки!

Не для штанишек Бог нас породил!

— Сияйте пасхой! Растопляйтесь свечкой

От пламени моих паникадил!

 

19 ноября 1920

*   *   *

 

Не всё ль равно: от обезьяны, кошки

Мы вынырнули в сей прекрасный мир?

Поёт заря и пляшет у окошка!

А вот и взмахи солнца алых крыл!

 

Вот девушка с глазами-бирюзою

И с голосом старинных скрипок...

   Где ж

Здесь обезьянье?.. Я свою построю

Теорью: мы — от Солнца! — Вон — невежд!

 

20 ноября 1920

TO ЖЕ САМОЕ

 

Хоть шушукайся с соседкою,

Не уйдешь судьбы лихой! —

Вспашут поле твое крепкое

Бражной, меткою сохой!

 

Заалеет цветик аленький,

Солнца вешнего милей!

Не грусти! Ведь было с маменькой

То же самое, ей-ей!

 

21 декабря 1920

НЕРИФМОВАННЫЕ ПУСТЯКИ

 

Смотреть на Солнце и думать о Кресте над могилкой!

Видеть звёзды и не чувствовать Бога!

Получать цветы и знать, что тебя никто не любит!

Дышать розами и стынуть Северным полюсом!

В шуме аплодисментов знать, что ты одинок!

Смеяться и слышать в душе плакучую иву! —

Чёрт возьми! А в общем всё — пустяки!

 

22 декабря 1920

 

Художнику А. Н. Волкову¹

 

В твоих картинах солнце заплясало,

В них Туркестан звенит огнями красок!

Быть может, солнце их нарисовало,

Быть может, это чары древних сказок!..

 

Цвета — зелёный, жёлтый, синий, алый

Вливаются поющею рекою!

— Да, ясно, ясно: солнце рисовало!

Но знаю: ты водил его рукою!..

 

13 января 1921

Между прочим

 

— Символизм, футуризм, имажизм,

Это — вопль поэтической были...

Ярлыков наклеили,

Наставили клизм

Искусству — треском статей сумбурных,

И завыли

В болотах, под пляску рыбёшек футурных...

 

На такое явление

Взираю с ширяевской точки зрения,

И, по моему разумению,

Выходит всё просто:

В вечер и рань

Зазывают с упорством

Торговцы, сбывающие всякую дрянь

И гнильё, —

Держи ухо востро! —

Жульё!

 

Истинный же поэт внеярлычен

И всегда многоличен.

 

 

15 января 1921

Дмитрий Кирьянов

 

Разметался, зовёт мой огнистый закат,

Мне в дорогу пора...

Д. Кирьянов. “Круг заклятый”

 

Ушёл, и вот венок твой вижу смятый,

Любимый мой, единственный мой друг!

Как рано ты вступил в “заклятый круг”,

Как страшен блеск огнистого заката!

 

О, если б ведать участь человечью!

О, если бы вернуть тебя назад!

Пусть прозвенят метели Семиречья,

Где струны лиры сгубленной лежат!

 

                                       1922

*   *   *

Знаю, знаю, не будешь со мной

Заплетать голубые венки,

Но глаза твои бредят весной,

И весенние в них огоньки;

 

И лукавая дрожь на губах...

То ли морок, то ль солнечный свет!

Не судьба, не судьба, не судьба,

Но уйти-убежать силы нет!

 

И заря и туманы во мне,

Перестал я на звёзды смотреть...

Но с утра уплываю к весне,

А весна о тебе станет петь.

 

Январь 1923

 

Публикация, предисловие и комментарии С. И. Субботина