ИЛЬЯ  НЕДОСЕКОВ

 

20 лет, Москва

НАШИ ОБЩИЕ СНЫ И ТРЕВОГИ...

ПО ПШЕНИЦЕ ЛАДОНИ СКОЛЬЗИЛИ...

Мы расстались, мой милый ариец,

В тех краях, где я правды искал,

И теперь эта жизнь, как зверинец,

Обнажила звериный оскал,

 

Эта власть, что в пороке зачата,

Обнажила повадки врага...

В этой жизни мы оба — волчата,

Но свобода лишь мне дорога.

 

Ведь мерцание снежного склона

Не поймёшь и не примешь всерьёз

Ты, поверивший в силу закона,

Как слепой, дрессированный пёс.

 

Ослеплённый своими правами,

Оглушённый призывами, ты

Слишком часто бросался словами,

Извлекая их из пустоты...

 

Мы расстались в конечном итоге,

Но из памяти разве сотрёшь

Наши общие сны и тревоги,

Нашу общую правду и ложь?

 

По пшенице ладони скользили...

А в груди навсегда, как ожог,

Как слеза побеждённой России,

Отражён твой далёкий Торжок —

 

Отражён, как видение, чтобы

От разлук был какой-нибудь толк...

Да, мы были волчатами оба,

Но теперь я давно уже — волк.

*   *   *

Не бывает стихов о любви.

Не бывает стихов о разлуке...

Я целую дрожащие руки,

Побледневшие руки твои.

 

Те порывы, что были нежны,

Те мечты неземные — сбылись ли?

Говори. Мне нужны твои мысли,

Мне слова твои очень нужны.

 

Но несбывшихся чувств не зови.

Я о них не жалею нисколько,

Потому что, как это ни горько,

Не бывает стихов о любви.

 

На земле, где порядок таков,

Что мечты и порывы — телесны,

То стихи для любви слишком тесны,

То любовь недостойна стихов...

 

Обречённо забыв свою грусть,

Но исполнив своё обещанье,

Обними ты меня на прощанье —

Я к тебе никогда не вернусь.

 

Но замаливать станешь грехи, —

Не забудь, как сердечные муки:

Не бывает стихов о разлуке!

Так о чём же бывают стихи?

*   *   *

Тихо, как в небе — за белой звездой,

В облаке белой космической пыли...

Как хорошо, что в судьбе непростой

Были печали и радости были.

 

Были деревья в прозрачной смоле,

Были широкие русские дали...

Как хорошо, что на этой земле

Девушки в губы меня целовали.

 

Я не забуду и не отрекусь,

Мир полюбив, где, забвенье нашедший,

Тихий кузнечик, приветствуя грусть,

Вторит безмолвию, как сумасшедший.

 

Мне ли, прижавшему клевер к губам,

Пряча глаза за вершинами сосен,

Думать, что я никогда не отдам

Сердце тому, кто об этом попросит?

 

Мне ли грустить о далёкой звезде,

Если, ссыпая смородину в блюдце,

Руки дрожат, как цветы на воде,

Но не пытаются к звёздам тянуться? —

 

Знают, что их обожжёт метеор,

В медленном небе до срока сгорая...

Как хорошо, что небесный простор

Сердце собою заполнил до края,

 

Жить научил и глядит с высоты

Так, словно только недавно был рядом...

А серебристое око звезды

Манит своим понимающим взглядом.

 

СЕРГЕЮ  ЕСЕНИНУ

Тишина деревенской Руси

Треплет рыжего клёна локон.

Тёплый дождь, выбиваясь из сил,

Льётся в землю берёзовым соком.

 

Всё здесь, плача, молчит о тебе.

Всё здесь молится, тихо вздыхая...

Сквозь печаль серебристых небес

Промелькнёт журавлиная стая...

 

До сих пор всех бросает в дрожь

Твоей жизни суровая полночь...

До сих пор всюду ржавая ложь,

Что плела фарисейская сволочь!

 

Лезла в душу всякая дрянь,

И смердела упрёков плесень.

Неужели собачья брань

Заслонила бы свет твоих песен?!

 

Неужели чёрная грязь

Разлилась бы в словесных узорах?!

Бирюза твоих ласковых глаз

Навсегда отразилась в озёрах...

 

Но завяли глаза, как цветы,

Глядя в жадно-надменные лица...

И гордятся слепые скоты

Своим мифом о самоубийце...

 

Нет, не верю! Не верю в ваш хлам —

Мемуарам и некрологам!

В вечной буре трагедий и драм

Он остался чист перед Богом!..

 

Отцвела белоснежная гладь...

На губах — только запах жасмина...

И недаром старая мать

Отпевала умершего сына...

*   *   *

Шёпот вереска, шум бересклета,

Бесконечных полей целина...

Ты осталась одна у поэта,

О, моя полевая страна!

 

Ты прими меня, даль луговая,

У заросшей осокой межи,

Через край небеса проливая

В опустевшую чашу души.

 

Запылённой тропой Подмосковья

Из московской глухой суеты

Я пришёл твоей рыжей корове

Накосить луговые цветы.

 

Дай мне ветер и посох пастуший,

Птичий щебет — наперебой.

Может, вылечат стихшую душу

Подорожник и зверобой...

 

Ведь, ржаным покрывалом одета,

Окаймлённым узорами льна,

Ты осталась одна у поэта,

О, моя полевая страна...

РУССКИЙ  САМОРОДОК

Издалека мерцают купола,

И кажется, как будто всюду — свято...

Лишь тяжело вздыхает Ханкала,

Кровавыми пожарами объята,

 

Лишь от озноба стонет Гудермес,

И в мутные глаза Урус-Мартана

Испуганно бросается с небес

Рассвета окровавленная рана.

 

В бреду застыли Грозный и Аргун...

А вдалеке сквозь рубежи и грани

Цветут дожди, как колокольный гул,

И об ушедших плачут христиане...

 

Последние слова — с надгробных плит —

К зрачкам до боли льнут, сжимая души,

И с вечностью упрямо говорит

Простуженное эхо — голос Сунжи,

 

Как будто, не тая последних сил,

Всё рассказать пытается кому-то,

Как русский воин вслух произносил

Слова молитв в окрестностях Бамута...

 

Его теперь не упрекнёт никто:

Он до кончины был правдив и кроток,

Чтоб каждый выродок запомнил, что

Не продаётся русский самородок!

*   *   *

Сегодня в этом небе — журавли,

Сегодня в этом небе — листопады...

От этой опечаленной земли

Мне больше ничего уже не надо.

 

В душе прошла та жажда тишины,

А брызги чувств, застыв ветвями клёна,

К моим ногам легко наклонены,

И тишина — легка и окрылённа.

 

Вы знаете, как сладок аромат

Той нежности, что не объять руками,

Когда с тобой поля заговорят

Холодными, как осень, сквозняками?

 

Вы помните? — Лишь руку протяни

И попроси прибежища и крова

Сквозь полумрак: “Спаси и сохрани!” —

В неповторимой жажде неземного.

 

Вы слышите? — Я слился с тишиной,

Как запах спелых яблок — с нежной кожей,

И облака плывут передо мной,

На тишину задумчиво похожи.

 

Она — звучит и шепчет издали,

Чуть потревожив огонёк лампады:

“Сегодня в этом небе — журавли,

Сегодня в этом небе — листопады...”

ПАМЯТИ  Ю. П. КУЗНЕЦОВА

В эти сумерки выбежать? выйти ль? —

С обнажённой душою — до строк —

О тебе, мой суровый учитель,

Что мой путь безнадёжный предрёк.

 

То ли тихо заснул, то ли ожил...

Замерев у судьбы на краю,

Безнадёжностью ты обнадёжил

Обнажённую душу мою.

 

И не вычеркнуть слов — до предела

Дорожи или не дорожи:

“На успех безнадёжного дела!” —

Из моей обнажённой души.

МЕЧТА

По узким трещинам

Расстеленной брусчатки

Туда, где солнца жар,

Стремлю неспешный шаг.

Улыбка — женщинам.

И белые перчатки.

И белоснежный шарф.

Цилиндр. И чёрный фрак.

 

Глядят насмешливо:

“Видали остолопа?!”

Быть может, вкуса нет?

Приличней нет белья?”

Представлюсь вежливо —

Запомнили все чтобы:

Мне девятнадцать лет,

Зовут меня — Илья!