Дмитрий Черный

Интервью
с Сергеем Удальцовым

 

Поколение, которое в “демократической” эйфории поспешно было названо “поколением next” или “pepsi”, на поверку оказалось вовсе не таким политкорректным по отношению к “реформаторам”. У этого поколения сознательная юность пришлась на начало девяностых, когда спешно собственность из социалистической переделывали в капиталистическую — “первоначально накапливали капитал” те, кто сегодня живет в особняках на выкупленных угодьях (где всё, от леса до реки — их частная собственность), имеет недвижимость за рубежом и там же отдыхает в любые сезоны. Казалось бы, у ровесников этих рвачей тоже не должно быть ничего общего с эпохой, откуда они родом. Но нет же: на демонстрациях и митингах левой оппозиции всё больше молодых рук несут красное знамя, принятое ими из рук отцов и дедов. Знамя почти вековой борьбы советского народа за социализм и коммунизм, знамя Октября и Победы. И словно продолжение — отблески этих знамён в повседневном уличном движении пешеходов: то тут, то там на молодых людях засияли в последние годы майки с родной аббревиатурой “СССР”, с надписями “Наша родина — СССР” или серпасто-молоткастые.

Значит, не забыли? Значит, помнят! Так кто же они, эти юные советские патриоты — несущие и следующим поколениям весть о возможности другого, более справедливого устройства общества, имея в прошлом пример СССР? Спросить первого встречного, одного из тех, в майках, на улице? Или тех, кто идет в авангарде этого стихийного молодежного движения, ничего общего с обывательским понятием “ностальгия”, да и со старомодной, застойной партийностью не имеющего? Пожалуй, как всегда, чтобы быть “в теме”, стоит говорить с теми, кто впереди.

Аббревиатуру “АКМ”, расшифровывающуюся как Авангард красной молодежи, особо представлять не стоит. За пять лет своего существования эта молодежная организация, как говорится, “сделала себе имя”: оно и на заборах по пути следования подмосковных электричек, и в СМИ встречается в последнее время всё чаще и чаще. Например, программу “Свобода слова” закрыли сразу же после того, как дважды отправной темой передач стали жандармские выходки “сторожевых псов демократии” в отношении мирных акций АКМ — в День защиты детей и 2 июля, на митинге против отмены социальных льгот.

Да, эти ребята привыкли к радикальным действиям — но, заметим, не просто ради риска или футбольно-фанатской потехи, а ради того, чтобы достучаться до современников и ровесников, которые равнодушно взирают на общую культурно-моральную деградацию и падение жизненного уровня 80% соотечественников — да себя самих же! Но не только протестовать на митингах или акциях прямого действия умеют акаэмовцы: продолжая свой протест по поводу закона о монетизации льгот, эти ребята во главе со своим лидером Сергеем Удальцовым объявили голодовку, которая продолжалась почти неделю. Во время этой голодовки — на площади Революции, на фоне гибнущего под экскаваторами вандалов архитектурного памятника советской эпохи — гостиницы “Москва”, среди толп своих ровесников, потребляющих пиво, беззастенчиво окружавших десяток голодающих членов Союза коммунистической молодежи и АКМ, я и говорил с Сергеем, начав с вопроса о его биографии.

Сергей УДАЛЬЦОВ: Да, родился я в советское время, в 1977-м. И уже с большевистской наследственностью. Мой прадед — известный профессио­нальный революционер Иван Дмитриевич Удальцов, член РСДРП(б) с 1905 года, это его имя носит улица, выходящая к станции метро “Проспект Вернадского”. О прадеде знаю, что он стоял у истоков советской высшей школы и входил в первое руководство возрожденного советского МГУ в 20-х и 30-х, а ранее, еще до революции, не раз принимал в своем особняке на Остоженке (он ведь дворянин был) наезжавшего в Москву Владимира Ильича Ленина. Там даже мемориальная доска висит. Мои родители, тоже научные работники, воспитывали меня в лучших традициях советской интеллигенции.

Дмитрий ЧЕРНЫЙ: Cepгeй, а вот когда у тебя, благовоспитанного такого гражданина, вероятно, с возможностью дальнейшей благоустроенной жизни, стали формироваться оппозиционные и революционные воззрения?

С. У.: Ничего сверхъестественного со мной не происходило, как и с большинством представителей моего поколения, пусть даже и из интелли­гентских, университетских семей. Бытие определяет сознание, как говорится. Взгляды мои формировались в период с 1991 по 1993 год — как раз тогда, когда жизненный уровень в стране и в моей семье заметно ухудшился. В 1993-м я окончательно понял, что за власть в стране воцарилась, и решил, что мне с ней не по пути. Стали облекаться в политические категории и лозунги мои впечатления от того, как “демократы”, подобные Чубайсу, разваливали и грабили, становясь тут же олигархами, нашу сверхдержаву. За эти несколько лет и культурный фон, и антисоветская вакханалия в рок-музыке взбудоражили во мне (и, как оказалось, не только во мне) энергию сопротивления. Способствовало росту оппозиционного духа и музыкально-политическое движение “Русский прорыв”, возглавленное рок-группой “Гражданская оборона”. Оно в 94-м колесило по стране, давало концерты, пресс-конфе­ренции в Ленинграде, Москве, других городах недавнего Союза. В 94-м и 95-м я ходил на все протестные акции под красными знаменами. К 1996 году сориентировался в партийном отношении: меня привлекла “Трудовая Россия”, ее стремление не к говорильне, а к практическим, уличным действиям. При этом “Трудовой Россией” не отвергались и парламентские формы борьбы с режимом.

Д. Ч.: Все наши соотечественники, видевшие тебя не раз по телеви­дению, отмечали, что для уличного лидера-бунтаря ты весьма интелли­гентно, культурно держишься. Где ты учился, в каком вузе?

С. У.: Образование у меня юридическое, окончил юрфак Московской государственной академии водного транспорта. Сейчас же мне приходится совмещать профессиональную деятельность с революционной. Ведь нужно и семью кормить: у меня двухлетний ребенок и жена, товарищ по убеждениям и борьбе. Свои юридические знания я, конечно же, использую не только на работе, но и в повседневной оппозиционной деятельности, ведь конфликтов с властью, в которых она зачастую ведет себя вне рамок законности, у нас в АКМ случается много.

Д. Ч.: На твой взгляд, какие времена сегодня переживает левая оппо­зиция, подъем или спад, и есть ли надежда на победу?

С. У.: Сейчас период спада, я думаю. Он начался с приходом Путина и продолжается пока. Этот период начался в 2000 году, когда ладненький и деловой Путин пришел в Кремль после пьяного угара Ельцина, который вызывал в массах отторжение и желание сопротивляться. С Путиным — не так просто. Его имидж ввел народ в заблуждение, и мы наблюдали сначала спад протестной дeятeльнocти, усугубленный тeпepь и поражениями левых на выборах. Но в последнее время, когда президент начал, а точнее — продолжил, ельцинские “непопулярные меры” реализовывать, народная иллюзия тоже начала таять. Но лёд в России, северной стране, тает медленно — поэтому пока для сил сопротивления тяжелые времена, время подполья, аккумуляции энергии. Аполитичное большинство пока что держится за крохи — и ему нет дела до нашей борьбы. Но если мы будем правильно и развернуто, как во время нашей голодовки протеста, выражать свою позицию, то массы должны наконец понять, что мы защищаем их жизненные интересы, а это 80% насе­ления России.

Д. Ч.: И все же: на чью поддержку в первую очередь рассчитывает АКМ, проводя свои смелые боевые акции?

С. У.: На поддержку молодежи, конечно. У молодых чувство социальной справедливости всегда сильнее, ярче, чем у старшего поколения. Когда мы в 1999 году создавали АКМ, брали самые яркие и привлекающие молодежь лозунги и символику. Мы создали движение “рок-коммуна”, чтобы через боевую музыку, выражающую социальный антикапита­листический протест, привлекать ребят. И не случайно первая группа нашей Московской рок-коммуны, которая от АКМ в декабре 1999-го и в последние несколько лет открывала концерты “Гражданской обороны” в Москве, называлась “28 гвар­дейцев-панфиловцев” — и здесь выразились идеи советского патриотизма, красноармейской эстетики.

Д. Ч.: Раз уж мы коснулись идеологии: какой линии придерживается АКМ сегодня, после того как расстался с “Трудовой Россией”? Я вот до сих пор под впечатлением от ваших “граффити”, красных надписей на белых бетонных заборах, которые пассажиры электричек Ярославского направления читали летом прошлого года: “Наша родина — СССР”, “Слава великому Сталину!”, там же сообщался ваш телефон.

С. У.: Да, нас в среде левых часто считают сугубо сталинистской органи­за­цией. Вероятно, еще тянется за нами шлейф выборов 1999-го, когда “Трудовая Россия” создала “Сталинский блок”, так и не снискавший поддерж­ки народа. Но мы никогда не декларировали приверженности или предпоч­тения какому-то одному вождю. Сталина мы уважаем, хотя прекрасно понимаем, что и в его руководстве страной были как свои плюсы, так и минусы. Если же эти плюсы и минусы сопоставить, то плюсов окажется, очевидно, больше. Сейчас, на временной дистанции, мы понимаем, что действовать иными методами было невозможно — конкретно-исторические условия являются главной доминантой в политике любого правительства. И если бы действия были вопреки этим условиями, то советская власть просто сгинула бы.

Д. Ч.: И последний вопрос, Сергей, по поводу нынешней голодовки. Вы, АКМ, до сих пор были известны и привлекательны для молодежи как организация прямого действия: сильная, мускулистая, радикальная, революционная. Но голодовка — это вроде бы метод протеста слабых, глас вопиющего в пустыне. Каковы твои объяснения этой акции АКМ?

С. У.: Это ни в коем случае не пассивный протест. Я считаю нашу голодовку такой же “силовой” акцией, как прорыв на Красную площадь в 1999 году, с которого и началась история АКМ. Мы не на словах, а на деле показываем, что есть у страны молодые патриоты, готовые заступиться как за своих дедов, так и бороться за собственное будущее. Ведь вот парадокс: закон об отмене льгот касается и милиционеров, которые применили к нам силу и жестокость 2 июля и вот сейчас оттеснили от памятника Карлу Марксу. А мы-то и за их льготы боремся! Причем я слышал, как милиционер один, из простых, без чинов, говорил нашему товарищу: “А завтра вы придете? Держи­тесь, мы с вами!”. Сознательность просыпается даже тут. Один милиционер сказал другому, я слышал: “Вот сейчас льготы отменят — и побежит народ из милиции”. Ведь им тоже платят мало, очень мало для того, чтобы созна­тельно отстаивать эту укореняющуюся с каждой реформой капиталистическую систему. Думаю, впереди предстоит нелегкий путь — в первую очередь путь борьбы через пропаганду. Нужно радикально размежеваться с властью, насаждающей на нашей советской земле капиталистические порядки, с этой “элитой”. Каждая реформа — шаг от социализма к капитализму, это нужно понимать четко. И только доходчиво объяснив нашим соотечественникам, что социализм не утопия, а доказанная Советской эпохой реальность, только убедив их, что социалистический порядок выгоднее им как трудящемуся большинству, мы наконец окрепнем.

P. S. В тот же день, когда бралось это интервью, Сергея прямо с площади Революции забрала милиция и доставила в Тверской районный суд на слушание “дела” о беспорядках 2 июля. Оттуда он был препровожден для административного заключения на сутки, где продолжил голодовку, причем уже “сухую”.