ЕКАТЕРИНА  ФЕДОРЧУК

 

26 лет, Саратов

 

Я  ЗНАЮ, 
ЧТО  СЧАСТЬЯ  НЕ  СТОЮ...

*   *   *

Хорошо золотому лучу

трепетать на ресницах заката.

Я тебя никогда не прощу,

потому что сама виновата.

 

На дороге, как белая мышь,

островок прошлогоднего снега.

Ты меня никогда не простишь,

это альфа, и это омега.

 

Тонок хруст запоздалого льда,

И почти неизбежна расплата.

Пусть растает моё “никогда”

ностальгическим словом “когда-то”.

ЛЮБОВЬ

Я знаю, что счастья не стою,

Но всё же молю поутру:

— Пусть вспыхнет иссохшей листвою,

Растает, как дым на ветру.

 

Захлопнется эта страница,

пройдёт и восторг, и испуг.

Пусть плачет, как синяя птица,

зимой улетая на юг.

 

Пусть станет немой и глухою,

в стихах обретая покой,

словесной шуршит шелухою

под чьей-то тяжёлой ногой.

 

И пусть, не дожив до рассвета,

потушит костёр, как вода,

и пьяной слезою поэта

сбежит по щеке в никуда.

*   *   *

Виновник стольких зол и бед,

ты мог бы утонуть в упрёках.

За всё спасибо, знаю — нет

твоей вины в твоих пороках.

 

Ведь не виновны град и снег,

в апреле зелень убивая.

Ты просто пошлый человек.

(Я? После этих слов? Живая?)

 

Как я могла забыть, что ты

всегда ведёшь игру без правил?

Меня за детские мечты

каким бы словом ты ударил?

 

За страх не встретиться в пути?

За боль, что стала нестерпимой?

За всё спасибо, мой... прости,

чуть не сказала: мой любимый.

 

СЕРЕБРЯНЫЙ  ВЕК

Закружилась я в вальсе старинном,

он играется очень легко.

В белом платье, нелепом и длинном,

и в изысканно-сером манто.

 

И оркестр играет умело

и плетёт свой узор не спеша,

и давно отдохнуло бы тело,

но уносится в небо душа.

 

Я забыла, что есть и что было,

и движенья так странно легки,

что мешаются сумерки мира

с чьим-то лёгким пожатьем руки.

 

Только это всего лишь страницы,

что уносят в сказочный плен,

но я вижу далёкие лица

и не вижу обшарпанных стен.

 

Я внимаю словам, замирая,

и страницы ложатся, как снег.

И глядит на меня, не мигая,

тот далёкий серебряный век.