НИКОЛАЙ Рыжков

 

ИСТОКИ РАЗРУШЕНИЯ

Баку. Январь 90-го

 

Январские события 1990 года в Баку не могут рассматриваться как локальные. Они являются зеркалом, отображающим борьбу за власть с использованием националистической карты и межнациональных конфликтов. Не затухающий уже несколько лет пожар в Нагорном Карабахе дал питатель­ную среду для ярких националистических проявлений как в Азербайджане, так и в Армении. И там и там на этой волне рвались к власти политические группы с националистической окраской. Невольно вспомнились слова, что национализм — это не любовь к своей нации, а ненависть к чужой.

И в той и в другой республике разменной монетой в политической борьбе были люди. Мы видим сейчас, что произошло в этих государствах: один прези­дент — лидер Народного фронта Азербайджана — уже давно позорно сбежал, второй, армянский, тоже через несколько лет вынужден был покинуть свой пост.

Публикаций и различных выступлений о событиях того времени предоста­точно — кстати, одни и те же газеты делают совершенно разные выводы. Глав­ный упор в нынешних публикациях — на то, что Центр боролся за совет­скую власть в Азербайджане, противился расчленению “имперской” державы, выступал против национального “самоопределения”. Бесчинства и погромы ушли в тень, да и стоит ли вспоминать о таких “мелочах”!

Слухи и легенды об этих событиях стали перекочевывать в официальные документы. В основе любой легенды всегда лежит реальный факт, но степень соответствия правде неодинакова. Там, где недостаточно информации, ее источником являются слухи и вымыслы.

Фальсификация прошлого — удар по будущему. К сожалению, все было так. Дальнейшие события в Азербайджане это подтвердили. Я поставил цель: осветить январские события в Баку не с хронологической точностью и мель­чайшими деталями — это дело исследователей и историков. Моя задача — предать гласности действия руководства страны в те дни и правду о тех днях.

В конце 1989 и начале 1990 года обстановка в Азербайджане стала накаляться. Взаимные обвинения, не прекращавшиеся ни на один день, перешли всякие границы. От разговоров и вооруженных конфликтов в Нагорном Карабахе республики перешли к принятию официальных доку­ментов, затрагивающих, в частности, суверенитет Азербайджана. Сепара­тист­ское движение в Нагорном Карабахе укрепило позиции Народного фронта Азербайджана, который зани­мал в этом отношении более радикальную позицию, нежели официальные власти. Почва была подготовлена, действия не заставили себя долго ждать. На республику обрушилась стихия несанкцио­нированных митингов, демонст­раций, акций гражданского неповиновения.

В самых последних числах уходящего года поступили сведения, что около 200 километров инженерных сооружений на государственной границе с Ираном разрушены. По информации председателя КГБ В. Крючкова, в этих беспорядках принимали участие тысячи людей, в том числе женщины и дети. Надо было быть наивным до глупости, чтобы не понимать, что это организо­ванная акция сил, стремящихся любыми путями столкнуть в кровавой схватке мирное население и военных-пограничников. В основном на границе несли службу русские ребята, которые не применяли оружие, что говорит об их мужестве и мудрости. Почему-то нынешние публикаторы стыдливо умалчи­вают, что рвущиеся к власти народнофронтовцы впереди разрушителей пограничных сооружений заставили идти детей и женщин. Да, так именно и было. И руководство страны, рассматривая эти события, четко определилось в своей позиции — ни в коем случае не допустить крово­пролития. Надо искать причины случившегося и наказать тех, кто все это орга­ни­зовал.

Было очевидно, что в Азербайджане назревают серьезные события и Народный фронт не остановится ни перед чем. Организаторы разгрома границы остались безнаказанными, последующие три недели затушевали эти первые акты гражданского неповиновения. Декабрьский разгром госграницы, которая в сознании людей всегда являлась символом защиты государства, был первым за десятки лет существования СССР, и он не получил должной оценки.

В последние годы в средствах массовой информации непрерывно говорится о событиях на таджикско-афганской границе. Десятки наших молоденьких российских солдат закончили там еще по-настоящему не начавшуюся жизнь. Не является ли это отголоском того времени, когда в угоду так называемым демократическим силам было позволено бесцере­монно обращаться с границей в Закавказье и этим дать возможность и другим странам не счи­таться с нами? Как быстро умеют приспосабливаться неко­торые власти­тели дум, которые в то время изрекали: “Надо ли говорить о какой-то границе тота­литарного государства? Не нужна она нам, как и сама империя”. Что же мы защищали в тысячах километрах от России, в суве­ренном госу­дар­стве Таджикистан? Те же республики-государства и при­зрач­ное географи­ческо-политическое понятие — СНГ.

В начале января 1990 года обстановка в Азербайджане накалилась еще больше. Утверждается, например, план развития народного хозяйства Нагорно-Карабахской      автономной области на 1990 год — реакция Баку неза­медли­тельна. Все это подогревало антиармян­ские, а затем и антирусские настроения населения, что использовалось в политической борьбе с офи­циальной властью республики. Во время сборищ раздавались призывы к расправе над военными, а также над армянами и представителями других национальностей: “Азербайджан — для азербайджанцев!”.

Следующим шагом дестабилизации обстановки был разгон органов власти в Ленкорани и Джалилабадском районе. Вооруженные боевики, стре­мясь посеять хаос и неразбериху, изгнали власть. И снова Москва не пошла на силовые методы, хотя ни одна “цивилизованная” страна не смирилась бы с подобным поло­жением у себя. Но синдром Тбилиси, выводы председателя парламент­ской комиссии краснобая Собчака на II съезде депутатов, полная дискредита­ция в прессе нашей армии — все это витало в воздухе.

В эти дни Горбачев был опять где-то за рубежом. Так уж сложилось, что во время острых перестроечных конфликтов на межнациональной почве он, как правило, находился за рубежом. Когда зрели события в Тбилиси — был в Англии, когда разгребали ферганскую межэтническую резню — в ФРГ, начало бакинских событий — тоже где-то. Этим обстоятельством пользовались те, кто считал, что все неприятности идут от консервативного крыла Политбюро, а не от Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе и Медведева, которые частенько вместе выезжали за рубеж. Наивны люди, верившие этим детским сказкам! Неужели такие события можно организовать и осуществить за несколько дней? Они ведь являются следствием каких-то причин и зреют не один день. Тем более что генсек, а затем президент, как и председатель Совмина, ни одну минуту не находились вне связи с любой точкой нашей страны, да и всего мира.

В районы безвластия мной был послан адмирал В. Н. Чернавин, народный депутат Азербайджана, с тем чтобы на месте совместно с руководством республики рассмотреть все вопросы и решить их мирным путем. Его перего­воры с местными властями и лидерами движений, объективные вечерние доклады говорили мне о том, что положение очень серьезное, власти не управляют республикой. Чувствовалось, что назревают более масштабные события и в этническом отношении, и в борьбе за власть.

В отсутствие Горбачева первый секретарь ЦК республики А. Визиров информировал меня о положении дел. В эти дни еще не стоял вопрос о введении в Баку или других районах Азербайджана чрезвычайного положения. Упор снова делался на политическое урегулирование назревшего конфликта. Козырной картой был Нагорный Карабах. Личной трагедией Визирова было то, что он занимал пози­цию “дружбы народов”. Это и его трагедия, и его истори­ческое оправдание. Безусловно, в те дни единственным эффективным отрезвляющим действием были бы кардинальные решения по Нагорному Карабаху. Но с этой проблемой руководители страны и двух республик постепенно опускались как в болото. Разговоров и решений — масса, а результатов — ноль.

В пятницу, 12 января, Визиров сообщил, что в субботу в Баку намечено проведение митинга под руководством Народного фронта. Он был очень встревожен предстоящим сбором. Имелись опасения, как бы действия в провинции по ликвидации власти не перекинулись в Баку, не распростра­нились на центральные республиканские органы. Первая половина субботы, 13-го, прошла в ожидании. Информация, поступающая в КГБ, МВД, говорила о том, что митинг сос­тоял­ся, но итоги его не были ясны. Примерно в три часа дня мне позвонил Визиров и сообщил, что митинг закончился, приняты решения и народ стал расхо­диться. Немного отлегло от души — никаких ЧП не произошло и можно еще и еще раз взвесить всю обстановку и принять необходимые решения по ее стабилизации.

Приблизительно через два часа снова раздался звонок от Визирова. Он был возбужден и страшно взволнован:

— Николай Иванович, после окончания митинга в городе начались погромы. Бьют в основном армян, но среди пострадавших есть люди и других национальностей. Меры принимаются, но погромы распространяются по всему Баку.

Оппозиционные силы пошли на крайние меры.

В отношении начала бакинского погрома существует много домыслов и предположений. Одни публикаторы говорят, что это действия уголовников и азербайджанцев — беженцев из Армении. Другие — что это происки Центра, который был заинтересован в раздувании карабахского конфликта.

Я могу высказать только свое личное мнение. За спиной уголовных элементов и азербайджанцев из Армении стояли определенные силы в республике, которые дирижировали этим гнусным делом. Они искусно использовали беженцев. По данным того времени, в Баку их было 80 тыс. человек, или почти треть от общего числа бежавших из Армении. Люди эти были в основном выходцами из сельской местности, и им нелегко было адаптироваться в большом городе. Не было жилья, средств для сущест­вования. Вот и готовая среда для осуществления противоправных действий.

С этого часа уже больше не было уверенности, что борьбу, раздирающую республику, можно завершить мирным, политическим путем. Гибли люди, необычайная жестокость охватила Баку. Ежечасно из города поступала информация: из МВД (Бакатин), КГБ (Крючков). Естественно, этим, как сейчас говорят, силовым министрам были даны указания контролировать обста­новку и оказывать максимальную помощь правоохранительным орга­нам республики. Стали поступать более подробные сведения о неве­роятно жестоком насилии над людьми. Одного армянина, укладывавшего свои вещи в контейнер, закрыли в нем и сожгли живьем. Выбросили в окно с пятого этажа сначала мужа на глазах у жены, а потом и ее. Даже сейчас трудно говорить об этом. И чем дальше, тем страшней становились картины побоища. И не надо сегодня делать из погромщиков национальных героев. Они преступ­ники, в какие бы одежды ни рядились.

Было очевидно, что республика не справится с этим сама. На нашей памяти был Сумгаит, где также безжалостно были убиты более тридцати человек. Тогда все упрекали центральную власть в том, что она действовала с опоз­данием на сутки. По-видимому, неуверенность и медлительность рес­пуб­ликанских и центральных властей в оценке сумгаитских событий дали возмож­ность безнаказанно устроить новый погром. Правоохранительные органы высказали свое мнение, что пресечь этот разгул можно, введя в городе чрезвычайное положение. Такое решение мог принять только Президиум Верховного Совета СССР.

Как я уже говорил, Горбачев, в то время Председатель Верховного Совета, отсутствовал и необходимо было ждать его приезда. Вечером в тот же субботний день все члены Политбюро, как водилось тогда, встречали его в аэропорту. Он был проинформирован о случившемся в Баку, о том, что погромы все больше набирают силу и что срочно требуется собрать Президиум Верховного Совета СССР для обсуждения этого вопроса. Здесь же было принято решение провести заседание Президиума в понедельник, 15 января. Кроме того, как всегда в подобных ситуациях, была создана бригада для выезда непосредственно в Баку. В нее вошли Председатель Совета Союза Верховного Совета СССР Е. Примаков и секретарь ЦК КПСС A. Гиренко. Они прибыли в Баку 15 января.

Между тем обстановка там ухудшилась. Число погибших уже исчислялось десятками. Раненых было мало. Били насмерть. После первых часов погрома началось бегство людей, в основном армянской национальности. 13-го уле­тели самолетом 90 человек, больше боевики не дали возможности ни улетать, ни уезжать на поездах. В тяжелейшие минуты своей жизни, перед лицом страшной смерти люди находят самые необычные решения. На следующий день поток беженцев устремился на паром. Только за этот день в Красноводск через Каспийское море переправились 650 человек.

После получения в воскресенье известия, что началось массовое бегство людей, вечером я нашел своего заместителя В. Догужиева, находившегося в командировке, и поручил ему срочно вылететь в Баку и заняться организа­цией эвакуации людей, стремящихся во что бы то ни стало покинуть город. Начиная с 15-го этот поток стали вводить в организованное русло. Конечно, можно только условно назвать это организованным действием. Я еще остановлюсь на этом подробнее.

Вел заседание Горбачев. До членов Президиума была доведена инфор­мация о состоянии дел в республике за последние 2—3 недели, особенно за последние двое суток. Было высказано мнение, что если не будут приняты экстренные меры, ситуация окончательно выйдет из-под контроля органов власти, и тогда Сумгаит по сравнению с этим покажется мелким эпизодом. Предлагалось ввести чрезвычайное поло­жение в Баку и некоторых районах республики. Но против этого катего­рически выступила Кафарова — Предсе­датель Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР. В то же время на вопрос, сможет ли руковод­ство республики гарантировать безопасность граждан и соблюдение порядка в городе, вразумительного ответа она дать не смогла. Было видно, что ничего толком она так и не скажет.

В многочисленных публикациях о бакинских событиях делается упор на то, что центральные власти страны в лице Верховного Совета не посчитались с мнением республиканских властей. Вот четкий ответ на это: 15 января 1990 года Президиум Верховного Совета Азербайджана принял постанов­ление: “Просить Министерство обороны, правоохранительные и другие испол­нительные органы СССР оказать Азербайджанской ССР всю необходи­мую помощь в соответствии со статьей 81 Конституции СССР”.

В этот же день, поздно вечером, с учетом резкого возражения Кафаровой и вечного лавирования Горбачева, Президиумом Верховного Совета СССР было принято решение ввести чрезвычайное положение не в Баку, где уже густо лилась кровь людская, а в Нагорном Карабахе и некоторых районах Азербайджана и Армении. Снова наше российское “авось”! Авось пронесет, авось погромщики и те, кто их подстрекал, испугаются. Но они не испу­гались, а наоборот, еще больше утвердились в своей безнаказанности. Я понимал это и не скрывал своего негативного отношения к таким, мягко гово­ря, непонятным решениям. Обсуждаем Баку, а принимаем решения по Нагорному Карабаху.

Прими Президиум тогда решение против погромщиков — не было бы трагической ночи с 19 на 20 января. Понимали ли участники заседания Президиума, что они развязывают руки погромщикам? Политическое лавирование  победило государственный разум — важно, кто что скажет, а не то, что произойдет. Сумгаит ничему не научил. Опять власть плелась в хвосте событий.

Принятое половинчатое решение, как и следовало ожидать, ничего не остановило. Погромы продолжались, формировались отряды боевиков, началось блокирование дорог, аэропорта. Лидеры Народного фронта втя­гивали республику в хаос. Посланцы Москвы — Е. Примаков и А. Гиренко — вместе с руководством Азербайджана проводили работу по предотвращению насилия, пытались найти общий язык с лидерами НФА. Призывы к диалогу, согласию, терпимости остались гласом вопиющего в пустыне. Более того, участились нападения на военнослужащих и склады оружия.

Барометром атмосферы тех дней был поток беженцев. Для нас, прави­тельства, это был главный вопрос. В Баку этим занимался Догужиев, в Москве же и председатель Совмина, и его заместители постоянно держали этот вопрос на контроле. У меня случайно сохранились цифры по эвакуации людей. Из Баку были эвакуированы организованно (подчеркиваю это слово, так как сколько выбралось из города самостоятельно, можно только предположить) 15-го — 1200 человек; 16-го — 2100; 17-го — 500; 18-го — 1600; 19 и 20-го — по 1500 человек.

Кроме того, за эти дни были вывезены самолетами 250 человек, на военных катерах в Махачкалу — 700, на поездах в Ростов — около 500 человек. Всего покинули свои жилища примерно 20 тысяч человек.

Вот такой поток людей ринулся из города, где все больше и больше брали власть в свои руки те, кто громко называли себя демократами. Это гримаса нашего времени. Когда еще могли бы назвать этим благородным словом  таких людей? Раньше, в начале века, их называли погромщиками.

В последующие годы многочисленные публикации делали из этих “демократов” героев, борющихся с ненавистным тоталитарным режимом, а про беженцев или умалчивали, или представляли их продуктом этого режима. Правительству страны в те дни пришлось непосредственно заниматься этими выброшенными за борт жизни людьми. Почему не говорится вся правда о тех, кто бежал из своего родного города от расправы? Для того чтобы оправдать так называемых демократов? Неужели сегодняшним оправдателям не ясно, что, согласно изречению “Демократия — это грань между недозво­лен­ностью и вседозволенностью”, в событиях тех дней перевесило второе?

Только всемирно известный шахматист Г. Каспаров со своей семьей и родственниками улетел из Баку с комфортом — так он же больше всех поливал грязью власти, которые спасли его драгоценную жизнь. Остальные удирали в халатах, пижамах, майках, в тапочках. В Красноводске скопилось огромное число беженцев — без питания, одежды, элементарных необходимых вещей. Благородные “демократы”, которые потом за два года довели республику до гражданской войны, не давали возможности нормально, на поездах и самолетах, вывезти обезумевших людей из этого ада.

Многие аналитики, в том числе и русские, основной упор делают на то, что центральная власть боролась за сохранение Союза. Да мы и не скрываем, что были против его развала, но тогда борьба была направлена в первую очередь против погромщиков и тех, кто стоял за ними в коричневой одежде.

Из Красноводска был налажен организованный вывоз людей самолетами. Более трагичной ситуации трудно себе представить. Примерно половина вылетели в Армению, около тысячи человек — к своим родственникам в разные города страны. Люди, состоящие в смешанном браке — а об этом “зле” никто никогда всерьез не задумывался, — оказались в наиболее отчаян­ном положении. Они убегали из Азербайджана, а въезд в Армению для одного из супругов был практически закрыт. Трещина межнациональной ненависти прошла не только между народами, но и коснулась многих семей. Смешан­ные семьи ринулись в основном в Москву.

Вторая волна после 15-го состояла из русских и представителей других национальностей; это были семьи военнослужащих. И снова домыслы: их насильно вывозило из республики военное начальство. Надо быть или совершенно неинформированным, или иметь патологическую ненависть к своей армии, чтобы делать подобные выводы. Кому из офицеров хотелось бы увезти жену с детьми из бакинской квартиры в казармы городков какого-нибудь отдаленного военного округа?

Забегая вперед, стоит сказать, что эта вторая волна беженцев (первая была в 1988 году из Армении и Азербайд­жана) создала огромное число проблем. Где жить? На что жить? Были изъяты во временное пользование подмосковные базы отдыха, пансионаты и пио­нер­ские лагеря министерств и ведомств. Это “временное” решение растянулось на многие месяцы и даже годы. Государственная комиссия по чрезвычайным ситуациям правительства СССР в срочном порядке готовила предложения по решению проблем беженцев. В конце января уже было принято первое решение.

Подключилась комиссия Российской Федерации. Надо отдать должное, она работала оперативно и с полным пониманием трагичного положения этих людей. Беженцев стремились расселить и дать работу в городах России. Не все получалось, как хотелось, но реакция властей этой республики соответствовала российскому характеру. Правда, позже один из советников президента России, господин Станкевич (да-да, тот самый!), заявил, что “они” все делали не так. Надо было строить специальные города. Конечно, он, выскочив из кресла младшего научного сотрудника академического института и пройдя школу демагогии эпохи раннего периода “демократии”, а также “выучку” на посту заместителя небезызвестного бывшего правителя Москвы Г. Попова, накопил большой опыт. Дороги Москвы, которые он обещал сделать идеальными, стали при нем не дорогами, а “направлениями”.

Много было неприятных встреч с беженцами. Нельзя требовать вежли­вости от униженного. Годы жизни в одночасье ушли в небытие. Те же, кто это сделали, а затем пришли к власти на два года, остались абсолютно равно­душны по отношению к своим гражданам. Для них они были неполноценными гражданами республики.

Но вернемся снова в то время. В Большом Кремлевском дворце 18 и 19 января состоялось Всесоюзное совещание рабочих, крестьян и инженерно-технических работников. Это совещание проходило под лозунгом: “Пере­стройке — энергию дел”. Как будто перестройка замышлялась не для дела! Вот такие парадоксы стали происходить на шестом перестроечном году. На самом же деле преобразования стали заходить в тупик, и надо было послушать людей из сферы материального производства, заручиться их поддержкой. На совещании присутствовали все члены Политбюро, секретари ЦК КПСС, заместители председателя Совета Министров СССР. Как всегда, с докладом выступил генсек, в то время еще не президент страны, а только Председатель Верховного Совета СССР. Я не собираюсь в этой публикации подробно останавливаться на данном совещании. Оно освещалось в печати, да и тема нынешнего разговора о Баку имеет с ним только одну взаимозави­си­мость — временную.

В ходе совещания поступали записки от представителей Армении и Азер­байд­жана с просьбой предоставить им слово в связи со сложной ситуацией в их республиках. Было принято решение 18-го встретиться с этими делега­циями после окончания заседания. Вечером на встречу остались не менее половины всех участников. И снова взаимные упреки: “Почему погромы идут в Баку, а чрезвычайное положение вводят в районах Армении? Почему центральная власть не пресекает погромы?”.

Так прошел этот день. Утром 19-го перед началом второго дня совещания в комнате президиума обсудили имевшуюся на вчерашний вечер информацию о положении в Армении и Азербайджане. Ситуация была сложная, но тепли­лась надежда на лучший исход. Все надежды улетучились в 10 утра. Минута в минуту, как было принято, руководство страны выходило в прези­диум. В это время раздался звонок правительственной связи и один из помощников Горбачева сообщил ему, что звонит Е. М. Примаков из Баку и  просит пере­говорить с ним.

— Нехорошо задерживать начало работы совещания, — говорит Горбачев, — переговори с ним, Николай Иванович, выясни, что там у него, а потом скажи мне. Мы же пойдем на совещание.

Все ушли. Телефонная трубка лежит, Евгений Максимович ждет разго­вора. С первых его фраз стало ясно, что в Баку произошла трагедия — власти в республике нет. Утром вооруженные боевики заблокировали здание Совета Министров, Верховного Совета и ЦК компартии. Положение критическое. Обстановка не контролируется. Надо принимать меры.

Вот приблизительно такой произошел разговор с представителем Верховного Совета СССР Е. Примаковым. Я уточнил некоторые вопросы и сказал ему, что сейчас передам эту информацию Горбачеву. Попросил, чтобы он был недалеко от правительственной связи. Затем я вошел в президиум совещания, очень коротко проинформировал генсека о состоявшемся разго­воре и попросил его срочно связаться с Примаковым.

Примерно через полчаса меня вызвали в комнату президиума, и Горба­чев сообщил более подробно, что произошло в Баку, в том числе и о том, что поздним вечером 18-го Народный фронт объявил там чрезвычайное поло­жение. В городе возводятся баррикады, усилилось бегство людей, идут погромы. Советские и партийные органы фактически перестали контроли­ровать ситуацию. Горбачев сообщил, что он пригласил министра обороны Д. Язова, председателя КГБ В. Крючкова и министра МВД Бакатина. Пока он рассказывал о состоявшемся разговоре, все трое приглашенных прибыли.

Горбачев проинформировал их о положении в Баку и предложил им немедленно вылететь туда. Крючков сразу же заявил, что ему нет необхо­димости вылетать, так как там находится его заместитель. Бакатин же сказал, что для того чтобы принимать меры по восстановлению порядка в городе, необходимо решение о введении чрезвычайного положения, то есть того решения, которое не было принято 15 января. Горбачев тут же дал поручение помощникам пригласить своего первого заместителя А. И. Лукьянова. Учиты­вая, что эти здания в Кремле находятся рядом, примерно через десять минут Анатолий Иванович уже прибыл. Он также был проинформирован о случив­шемся в Баку и о том, что сейчас туда вылетают Язов и Бакатин для принятия мер по избежанию хаоса и массовых беспорядков с непредсказуемыми последствиями. Горбачев поручил Лукьянову срочно решить вопрос о принятии Президиумом Верховного Совета СССР Указа о введении чрезвы­чайного положения в Баку. Анатолий Иванович высказал сомнение, что так быстро этот вопрос не решить. В ответ ему было сказано:

— Это твоя забота, но решение должно быть немедленно принято, так как сложившееся положение не терпит ни одного часа.

Мне неизвестны подробности принятия этого решения. Я не знаю, как все происходило. На заседание Президиума я не приглашался и никаких разговоров со мной по этому поводу в течение дня не было. указ Предсе­дателя Верховного Совета СССР был принят, и чрезвычайное поло­жение в Баку вводилось с 20 января, то есть с ноля часов. До сих пор неясен вопрос, почему сразу же после подписания указа он не был передан по Центральному и республиканскому радио и телевидению. Думаю, что рано или поздно на это белое пятно в событиях тех дней прольется свет. Что это — небрежность тех, кто принимал и подпи­сывал указ, или умышленное замалчивание? Возможно, ответ содер­жится в материалах следствия.

Около 11 вечера я приехал с работы. Не успел войти, как раздался звонок правительственной связи. У телефона был председатель Совета Министров Азербайджана Аяз Муталибов. Мы были знакомы с ним много лет, раньше он работал председателем Госплана республики, а я — первым заместителем председателя Госплана СССР. Срывающимся голосом он кричал, что войска входят в город, идет стрельба и он просит прекратить ввод войск. Я попросил его перезвонить мне через полчаса, c тем чтобы разобраться в истинном положении дел. В таких сложных ситуациях нужно иметь информацию из разных источников. Не отходя от телефона, попросил соединить меня с Прима­ковым или Язовым. Трубку взял Язов. Я сообщил ему о звонке Муталибова и потребовал рассказать мне о положении в городе на данный момент. Министр обороны четко, как и полагается военным, проинформи­ровал, что в соответствии с Указом Председателя Верховного Совета СССР Горбачева в город вводятся войска армии и МВД, чтобы к началу введения чрезвычайного положения (ноль часов 20 января) они находились в опреде­ленных местах города для охраны общественного порядка и пресечения массовых беспорядков. Действуют они по плану. Далее он сообщил, что при занятии воинскими частями позиций дороги перекрывают заслонами из грузовиков и автобусов. Боевики ведут интенсивный огонь из-за углов и с крыш домов. Уже есть жертвы среди военных. Отвечаем огнем только на огонь.

Через несколько минут после доклада — снова звонок от Муталибова. Сообщил ему информацию Язова, а также предложил повлиять, если, конечно, он имеет возможность, на лидеров Народного фронта и его штаб совета национальной обороны, с тем чтобы они прекратили обстрел войск и избежали ненужного кровопролития.

В заключение этого тяжелого разговора я твердо сказал Аязу Ниязовичу, что с учетом сложившейся обстановки в республике, и особенно в Баку, останавливать ввод войск в город мы не будем.

О том, что происходило в ту трагическую ночь в Баку, известно. Об этом много писалось, но, как всегда бывает в этих случаях, одни и те же события освещались с разных позиций. Гибли солдаты и боевики, гибли ни в чем не повинные мирные люди.

Средства массовой информации республики — и некоторые центральные — представляли русских солдат как исчадие ада, приписывая им зверские наклонности. Ловко манипулируя общественным сознанием, Народный фронт, считавшийся выразителем демократических действий, делал все для противостояния Центру страны в целом и русским в частности. Свои же российские доморощенные политические демагоги имели возмож­ность снова ударить по армии. Ведь они били в основном по тому, что было сильно в стране: армии, военно-промышленному комплексу и т. д. Если бы у нас была сильная легкая промышленность, они и там нашли бы причины для ее разгрома. Перед ними была поставлена специальная задача.

Размышляя о тех днях января 90-го, я, естественно, проецирую собы­тия на последующее положение в суверенном государстве Азербайджан. Прошло немного времени, и запылали города и села, объявляется каким-то полковником в отставке самостоятельная республика со столицей в Ленко­рани. Законный президент трясет бородой в родном горном селе, бывший член Политбюро Гейдар Алиев пытается спасти положение. Но в любом случае разве можно обвинять народ, людей, будь они азербайджан­цами, армянами или русскими? Это было бы унизительно и оскорбительно для памяти всех погибших в конфликтах Закавказья с 1988 года и до наших дней, в том числе и в январе 90-го. Тень любых злодейств не должна падать на народы, будь это Нагорный Карабах, Сумгаит или Баку. Экстремисты и выродки всегда составляют ничтожную часть любого народа.

В этой публикации я обвиняю не азербайджанский народ, а тех полити­канов НФА, его лидеров, которые ввергли людей в январе того уже далекого 1990 года в пучину страданий. Они, и только они, виновны в этом страшном конфликте. Они рвались к власти, не считаясь с жизнью и благополучием азербайджанцев, армян, русских, евреев.

Разве демократический публицист А. Нуйкин, впервые в жизни приехав­ший в Нагорный Карабах и пробывший там несколько часов в здании аэропорта в конце 1991 года, помог своей статьей в демократической газете примирить два народа, назвав их народом-жертвой и народом-палачом? Межнациональная рознь, будь то конфликт или гражданская война, всегда отличалась жесткостью и непримиримостью. И нельзя обвинять в этом какой-то один народ. Отрезанные уши, пытки в присутст­вии родственников, призыв России вместе с армянами воевать против азербайджанцев — вот далеко не полный перечень измышлений этого господина публициста-демократа. Но разве он единственный, кто пытался, да и сейчас не оставляет мысли столкнуть два народа — армянский и азербайджанский? И не патологическая ли это ненависть подобных полито­логов к своему, русскому народу, который они изображают жандармом в национальной драме?

А вот материал по горячим следам одного из корреспондентов централь­ной газеты, бывшего в тот день в Баку: “...в штабе совета национальной обороны Народного фронта, расположившегося в Доме культуры завода им. лейтенанта Шмидта, мне удалось побывать буквально за несколько часов до начала событий. При подъезде к зданию бросалось в глаза скопление автобусов и легковых автомобилей. Стояли группы молодых людей, как это ни странно, в форме Советской армии, какие-то моряки. Особенно выделялись крепкие парни в защитного цвета куртках с повязками НФА.

— В наших рядах более 100 тысяч боевиков-ополченцев, — охотно рассказывал Нураддин Абдуллаев, представившийся начальником штаба совета. — Они есть и в Баку, и во всех населенных пунктах республики. При необходимости мы можем перебрасывать отряды самообороны из одного района в другой. А на случай критических ситуаций у нас найдутся достойный ответ и все необходимые для него средства ...”.

И действительно, страшный ответ не заставил себя долго ждать: он последовал в виде выстрелов и взрывов, следов трассирующих пуль в ночном небе. По заявлению Д. Язова, боевиков было примерно 40 тыс. человек. Откуда они взялись? Это что, детские игры с боевым оружием в руках? Эти “игры” идут до сих пор, и в их жернова снова попадают простые люди, далекие от политической борьбы, от рвущихся к власти людей.

Уже по первой информации министра обороны я понял, что верхушка Народного фронта ни перед чем не остановится. Нарыв лопнул.

Так прошла эта бессонная, тяжелейшая ночь. В эти часы я непрерывно поддерживал связь с Д. Язовым, Е. Примаковым в Баку, с В. Крючковым в Москве. Глубокой ночью я 2—3 раза соединялся по телефону с Горбачевым, он ведь еще был верховным главнокомандующим Вооруженных сил страны. Из разговора с ним я сделал вывод, что ждать от него точных указаний, четкой позиции — дело бесполезное. В конце концов он изрек: “Делай, как считаешь нужным!” Что это было — растерянность или уход от принятия решения? Победило, как всегда, “моя хата с краю...”.

Утром 20-го, после многочисленных переговоров, было принято решение, что в середине дня в Москву прилетят руководители республики. Во второй половине дня в здании ЦК КПСС, в зале, где сейчас заседает администрация президента России, состоялась встреча Горбачева с членами бюро ЦК компартии Азербайджана А. Муталибовым, Г. Гасановым, М. Мамедовым и ныне покойным В. Поляничко. С московской стороны кроме Горбачева принимали участие еще 7 человек. Встреча была сложной, напряженной и нервозной. Да и как ей быть другой — погибли люди!

Обсуждение в основном свелось к двум вопросам: какие меры надо принимать сейчас и о руководстве республики. Обсудили вопрос нормали­зации жизни в Баку. Догово­рились, что для этих целей в Азербайджан вылетит первый заместитель председателя Совмина Л. Воронин, а Догужиев в Москве займется беженцами и подготовкой постановления правительства по этому вопросу. Вторым был вопрос о руководстве республики. Первый секретарь ЦК А. Визиров освобож­дался от этого поста, поэтому встал вопрос — кто будет первым. Остановились на кандидатуре Мутали­бова. На должность председателя Совмина догово­рились рекомен­довать Г. Гасанова. Он по своим взглядам был близок к оппозиции, поэтому в руководстве республики намечалось своеобразное национальное согласие.

Вечером Горбачев выступил по Центральному телевидению с обращением к народу в связи с событиями в Баку. Впереди были долгие месяцы попыток стабилизации обстановки, но армяне больше не возвращались в Азер­байджан, а азербайджанцы — в свои родовые гнезда.

В 1988 г. в почти двухмиллионном Баку проживали свыше 200 тыс. армян. Это был второй после Еревана город по количеству армянского населения. Всего же в Азербайджане к началу конфликта проживали около 500 тыс. армян. Это было самое крупное за пределами Армении место их компактного проживания. Сейчас в Баку осталось несколько тысяч армян, в основном женщины из смешанных семей.

Молох национализма продолжал, да и сейчас продолжает собирать свои жертвы. Надо ли это вспоминать? Надо. Мудр тот, кто держит в уме настоя­щее и будущее, а в сердце — настоящее и прошлое. Это прошлое довлеет над двумя народами уже более десяти лет, и конца и края пока не видно. А следом и Грузия стала расправляться с осетинами и абхазами, да и своего “всенародно избранного” президента “демократически” обстреляли из орудий.

Прошло около десяти лет после этих трагических событий. И естественно, еще и еще раз я анализирую действия союзных и республиканских властей, народных депутатов СССР и широкой общественности.

Можно ли было избежать событий января 90-го? Можно, если бы последова­тельно и честно разрешались межнациональные конфликты, особенно в Закавказье. Если бы проблемы Нагорного Карабаха, Сумгаита, захват власти в районах Азербайджана, разрушение государственных границ с Ираном и т. п. не забалтывались речами в многочисленных комиссиях. Надо было при появлении этих проблем решать их незамедлительно — политическими, а где надо, и административными методами.

Общественность, особенно в Закавказье, или индифферентно относи­лась к происходящему, или явно поддерживала боевиков. В качестве примера я приведу только одну выдержку из заявления комиссии Верховного Совета Азербайджанской ССР по расследованию событий в Баку 19 и 20 января 1990 года, сделанного ею 14 февраля того же года на сессии Верховного Совета СССР:

“...Воспользовавшись такой обстановкой, уголовные элементы спро­воци­ровали в Баку 13 января погромы, бесчинства, приведшие к многочис­лен­ным человеческим жертвам, преимущественно лиц армянской националь­ности. Азербайджанский народ, трудящиеся республики гневно осуждают совершенные преступления, требуют сурового наказания их организаторов и исполнителей.

Однако сложившуюся в Баку и в целом в республике сложную обстановку нельзя было расценивать как попытку насильственного захвата власти...”.

Вот так-то. Не было попытки насильственного захвата власти. А что было? Безмятежная встреча друзей?

Надо быть абсолютно никудышным политиком или политическим цини­ком, чтобы не разобраться в происходящем. Люди рвались к власти в нацио­на­листи­ческом угаре, ведя борьбу с ненавистным им Центром, который дал когда-то государственность Азербайджану. Да, поистине вспомнишь народ­ную мудрость: войну заваривают грязные политики и жестокие авантюристы, расхлебывает же ее простой народ.

Когда я писал эти строки, по Российскому телевидению показывали репор­таж из Баку. Разъяренную толпу усмиряют мощные отряды правоохрани­тельных органов. Президент Алиев использует данные ему полномочия для предотвращения хаоса и беззакония в государстве. Любой нормальный правитель печется о спокойствии своего народа и целостности своего госу­дарства.

Слишком дорогой ценой досталась всем нам эта непреложная истина.

Закавказский пожар не мог не сказаться на стабильности в государстве в целом. Трещины от этих многолетних конфликтов пошли по всем респуб­ликам Союза. Разрушителям страны надо было ее ослабить, охаять, демора­ли­зовать. С какой яростью говорилось об армии-жандарме и ее многочис­ленных генералах, о необходимости деполитизации армии, о недопустимости использования ее для погашения внутренних конфликтов. На этих лозунгах “деморадикалы” пришли к власти, а затем запели совершенно иные песни. Кто сегодня гибнет в Северной Осетии и Чечне? Маршала Д. Язова и генерала И. Родионова после Тбилиси и Баку в порошок стирали, а генерал Грачев важно инспектировал на Северном Кавказе части армии, выполняющие те же задачи.

После прихода во власть в “демократической” России генерал Д. Волко­гонов убеж­денно говорил, что Российской армии отводится “исключительно важная роль внутреннего государственного стабилизатора”. А как же понятие “жан­дарм”? На сборе руководящего состава Вооруженных сил РФ незаб­венный Б. Ельцин заявил:

— Армия сегодня — это не только гарант безопасности страны. Она при­звана быть гарантом стабильности, гарантом экономических и политических реформ России.

Все забылось. Теперь собираемся при помощи армии обеспечить эконо­ми­ческие и политические реформы.

В этой публикации приведены только отдельные эпизоды бакинских событий января 90-го года. Надо полагать, что исследователи восстановят всеобъемлющую и правдивую картину азербайджано-армянского конфликта и его последствий для Баку, да и народная оценка все равно рано или поздно расставит все на свои места. Взаимосвязь этих событий прямая, что бы об этом ни говорили. Но надо помнить слова поэта: “Чем эпоха интересней для историка, тем для современников печальней”.

 

 

(Продолжение следует)